Пальцы застывают над монохромной очередью клавиш, правый мизинец — над потрескавшимся ля-бемолем; Сьюзан стискивает зубы и выпрямляет спину, вперившись взглядом в потертую подставку для нот. Где-то на периферии мелькает перекошенная рожа вломившегося к ним в квартиру ублюдка — где-то на периферии балансирует между жизнью и смертью Митзи, и след от дыхания старухи расцветает алым жжением на ее коже под жесткой тугой петлей.

Сердце пропускает удар каждый раз, когда Сьюзан склоняет голову чуть левее, позволяя себе рассмотреть натяжение веревки и неподдельный ужас в широко распахнутых темных глазах. От бессильной злости деревенеют пальцы — Сьюзан кажется, будто вместо позвоночника у нее несгибаемый металлический шест, обнесенный монолитом не способных к сокращению мышц. Она чувствует оскал тупого лезвия топора затылком, как чувствует ожог болезненного взгляда — слышит тяжелое, сбитое дыхание паразита и больше всего на свете хочет оборвать его сдавленным хрипом пробитой глотки.

Он ничего не говорит — лишь невнятно рычит и рвано жестикулирует, но нервная дрожь в его движениях куда красноречивее слов. Он нескладно мычит прямо у нее над ухом, тычет крупными, жилистыми пальцами на клавиатуру — Сьюзан готова поклясться, что разбирает обрывки бессвязной речи в низко гудящей какофонии звуков, но не может сложить из них ничего цельного. Ее мысли почти полностью занимает Митзи, ее хрупкий баланс над пропастью — всего где-то полметра над полом, на скрипучих расшатанных ножках; один неосторожный выдох, одно движение — и зыбкая надежда на спасение рассыплется прямо у нее на глазах.

Паразит будто знал, что делал — Сьюзан многое отдала бы за то, чтобы оказаться сейчас на ее месте. Чтобы смеяться, раскачиваясь в петле и заносить топор, подкрадываясь со спины; чтобы пронести всю боль и злобу через разверзнутые врата ада и вернуть ублюдку в стократ.

— Все будет хорошо… — она шепчет одними губами, ее голос теряется в первой сыгранной ноте. Она боится заглядывать ей в глаза, боится столкнуться с тем, от чего не сможет ее спасти.

Он хочет, чтобы она играла — она будет играть; деревянные негнущиеся пальцы ложатся на холодные клавиши, извлекая из недр лакированной коробки тоскливый аккорд — достаточно громкий для того, чтобы лицо собачницы, живущей этажом ниже, исказилось в презрительной гримасе. Достаточно твердый для того, чтобы спугнуть стаю птиц, жмущихся к фальшивому теплу темных стекол за окнами, привычным зовом, по которому время от времени на балконе собираются бродячие кошки.

— Закрой глаза, — Сьюзан едва шевелит губами, будто надеется, что Митзи услышит ее ровный, успокаивающий голос у себя в голове. В ее представлении все так и есть — в ее представлении судорожная дрожь не застревает в горле удушливым комом, мешая сосредоточиться и воззвать к хладнокровию. Да ладно, Сьюзан, разве этот ублюдок тебя пугает? Только на последней неделе у тебя таких было как минимум трое. Конечно пугает, ведь никто из них не угрожал кому-то близкому.

Сьюзан перебирает клавиши, не задумываясь о том, как звучит мелодия — полагается на отточенную мышечную память; эту сонату она сыграла бы безошибочно и в кромешной темноте, заткнув уши чудовищными гитарными рифами из излюбленных хитов современных подростков. Ей не нужно выглядывать в окно, чтобы знать — чей-то черный пушистый бок уже обтер изнутри обшарпанную посеревшую от дождей раму. Расшатанная ручка дергается, точно кто-то пытается поднять ее с той стороны, и Сьюзан не видит, но по-кошачьи чувствует, как ублюдок рвано поворачивается в сторону шума, пустым бессмысленным взглядом врезаясь в едва различимый силуэт за мутным бликующим стеклом.

Подстегнутые страхом рефлексы опережают здравый смысл — Сьюзан подскакивает быстрее, чем успевает подумать, что маленькая хрупкая женщина сможет противопоставить здоровому съехавшему с катушек мужику в прямом столкновении. В ее пользу играет лишь фактор внезапности, но она чудовищно проигрывает во времени, которого у нее будет едва ли больше пары минут, когда ножка табуретки под Митзи хрустнет и запустит обратный отсчет.

— Митзи держись! — она успевает выпалить прежде, чем паразит среагирует и отбросит ее обратно к пианино, рыча, точно пораженная бешенством псина. — Закрой глаза, Митзи. Закрой глаза.

Первый замах приходится на лакированный корпус, но он точно и не пытался по ней попасть.