chaos theory

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » chaos theory » внутрифандомные отыгрыши » после-послезавтра


после-послезавтра

Сообщений 1 страница 16 из 16

1

ПОСЛЕ-ПОСЛЕЗАВТРА

https://i.imgur.com/4Ja3yV5.png

разводит вечер мосты и заметает следы туда,
[indent][indent][indent]где я и ты

участники:Сергей Разумовский, Олег Волков

время и место:Питер, 2020

СЮЖЕТ
Теперь уже не наниматель и наемник. Не заключенный и не мертвый. Разве что формально.

[indent][indent][indent][indent][indent][indent][indent][indent]Так что дальше?

(Вы как хотите, а Олегу лично просто приятно наконец-то сказать одному Серому «Нет».)

Отредактировано Sergey Razumovsky (2021-05-19 00:05:10)

+2

2

Если честно и откровенно, Олег думает о том, что план их - полный отстой. Вообще весь целиком, от сомнительного начала и до еще более сомнительного конца. Разумеется, он участвовал и в куда более безумных, и максимально идиотских планах (тут еще пометочка "тм") имени Разумовского, но все же. Так уж повелось, что Олег никогда не был голосом разума, совести или иных других вещей, которые у Сереги были ампутированы еще во младенчестве. Но факт оставался фактом. Да, план был говном. И, снова да, Волков в нем принимал участие по умолчанию. Просто потому что так Вселенная распорядилась, звезды в небе встали ровно в ряд, а Нострадамус, вместе с Вангой, предсказали, что так оно непременно и случится. Но это не отменяло того, что план был говном. Какие вообще объяснения этому нужны? Олегу все понятно и без них.
Разумовский тысячу раз мог притворяться, что риск был просчитан - но я плох в математике, да-да, очень жизненный мем, Разумовский всегда очень похож на ту собаку, застрявшую в текстурах - но проблема все еще была в том, что его идеи всегда отдавали легким флером ебанутого безумия, вкупе с очаровательной припизднутостью. Сложно сказать, является ли это плюсом или же просто бонусом, от которого не избавиться. Его эти идеи - всегда как гребаные скримаки в хоррорах, которые внезапно выскакивают и пугают до усрачки. Но Олег, пожалуй, уже привык. Но это никак не отменяет изначальной мысли обо всех их планах на ближайшее будущее.
Олег рассеянно стирает влажный пар с зеркала и уставшим взглядом смотрит в какую-то неведомую точку, намеченную в собственном отражении.  Ах, да, шрамы. Волков безразлично ковыряет пальцем выступающий шрам на груди, то ли пытаясь его вдавить внутрь, то ли вовсе содрать. Физической боли не осталось совсем, зато фантомных болей хоть отбавляй. Еще одно маленькое - два на два - доказательство того, что все гениальные задумки Сереги надо не просто проверять со всеми возможными детекторами, но желательно вообще заранее их отменять, чтобы потом не оставаться тем последним, который за всех платить и бонусом еще прибирает.
Самое дерьмовое здесь только то, что он уже согласился. Детали еще стоило обсудить. И еще раз напомнить о том, что самая главная из идей - это сразу "нет и не надейся, можешь не смотреть на меня". Говорить все еще временами трудно и напряжно, но по такому случаю Олег готов выкатить полноценную тираду. С кучей сносок и пояснений. Но в основном все еще хватает лаконично-холодного "нет", чтобы они сразу прояснили хотя бы этот вопрос.
Привлекать сторонних людей - затея еще более тупая, но, в конце концов, кто он такой, чтобы влезать в это и диктовать свои условия. Ему хватает головняков с той частью, которую на него уже добровольно-обязательно навесили. Разумовский слишком сильно любит свою Родину и живет согласно традициях и устоям, заведенным еще испокон веков. Жар лучше всего грести чужими руками. И, что ни говори, а работает схема просто отлично.
Волков натягивает домашние спортивки на еще влажное тело. Накидывает полотенце на плечи, одной рукой вытирая влажные волосы, и босыми ногами шлепает в сторону той части квартиры, в которой располагается кухня-гостиная. Вообще-то, Олегу привычнее было бы жить в менее просторном месте. Слишком много окон, слишком много света, слишком много пространства. Слишком много Разумовского, который здесь прослеживается в каждой вещи. Он почти как кот, который везде оставляет свою шерсть, обтирается обо все углы и отмечает их как свою территорию. Обставляет все дорогущими бокалами, техникой и всякими ненужными вещами, типа хламья для "создания уюта в интерьере". По факту, просто услаждает свою внутреннюю богиню красоты и любительницы шмотья. Впрочем, Олег не так чтобы осуждает. Ему, если серьезно, вообще в принципе на это наплевать. В какой-то мере, он даже рад, что в некоторых деталях Разумовский всегда остается самим собой. Пусть и в таких мелочах. Это по-своему приятно. И Волкову спокойнее, когда Серый убивает время в скроллинге ленты интернет-магазинов, чем когда он обдумывает очередной план (все еще "тм"). И ведь каждый план охуительнее предыдущего. Так что пусть лучше все здесь до потолка уставит коробками с ненужным шмотьем. Хотя бы Олег будет уверен в том, что все в порядке. Пусть это и тупой способ снимать стресс. И всякие другие штуки, которые творятся внутри этой птичьей черепушки.
Волков подходит к холодильнику, открывает его и достает пакет молока, а затем прикладывается к нему ртом, даже не утруждая себя тем, чтобы налить его в стакан. После горячего душа как-то лениво утруждать себя лишними действиями. Типа наливания молока в стакан, а затем еще и мытьем этого стакана. Слишком много всего. Сейчас больше  хочется развалиться на диване и ничего не делать в ближайшие час или два. Закрыв холодильник, Волков прихватывает упаковку с собой, затем направляясь в сторону дивана, на котором уже с комфортом расположился Серый, увлеченно залипающий в планшет и что-то там высматривающий. Олег доходит до дивана и молча хлопает ладонью по чужой ноге, прозрачно намекая, что неплохо бы подвинуться и убрать ноги в сторону. Когда Разумовский подбирает ноги поближе к себе, освобождая немного места, Олег садится, тут же закидывая оба локтя на спинку дивана и вновь подносит упаковку с молоком к губам, делая пару приличных глотков. Он слишком сильно вымотан, чтобы пытаться вести какие-то беседы. Или спрашивать о том, чем именно занят Разумовский. Порой Олег вообще в принципе не хотел бы знать, чем именно занят Серый. В данном случае и правда чем меньше знаешь - тем крепче спишь. Живой, а не нашпигованный пулями. Ну, знаете, в их отношениях всему есть место, так что и это далеко не самое странное из всего, что могло бы произойти.

+3

3

Хотел бы он знать, чем заслужил Олега. Его преданность, которую не отрезало даже то, что Разумовский дважды пытался его убить собственными руками и думал, что убил — но вмешалась счастливая случайность. Пистолет, дрожащий в его руках, отчего ни одна из пуль не оказалась смертельной и даже не сделала Волкова инвалидом. То есть, конечно, ранения не прошли для него бесследно — но о том, что произошло, внешне напоминают разве что шрамы, которые обычно скрывает одежда, и сиплый голос, который после интубации так и не смог восстановиться.
Почему, несмотря на все произошедшее, он все еще здесь? (Они все еще здесь — и вместе?)
Почему снова спас его? В первый раз понятно, что Разумовский сам с ним связался — не ставил целью выйти на друга детства, но раз так карта легла, то почему бы и нет. Более того — в тот период он четко дал понять, что никаких сантиментов, Волков и его отряд — не более чем рабочая сила. Это, конечно, не объясняет того, что стрелял Сергей в него только из принципа, потому что это должно было произойти. Потому что... настоящий Сергей Разумовский, которому был небезразличен Олег Волков, тогда спал. Ему же не было до наемника никакого дела. Они действительно не друзья. Волков — простая замена ему на время.
Или?..
Дрожь-то в руках была. И нежелание убивать того, кто так беспрекословно делал все, что было нужно. Всегда был рядом. Единственное объяснение — личности-то, может, и разные, но одна неотделима от другой. Разумовский слишком долго цеплялся за Волкова, чтобы это прошло полностью бесследно.
Смог бы он простить, окажись на месте Олега? За такое вообще кто-нибудь прощает — когда тебя буквально используют как пешку?
Вернее, не пешку, конечно. Ни за что и никогда. Но как шахматную фигуру — все еще.
Наверное, Сергей никогда не поймет Олега, ровно как и Олег никогда не поймет его.
Да и нужно ли.

Теперь, когда волею Олега он снова оказался на свободе — напомните, официально мертвым или в бегах? — и теперь уже целый, а не двое — за что спасибо все тому же Волкову, который заставил разбираться со своими бедами с башкой чуть ли не силком, — Разумовский наконец-то хотел сделать все правильно. Олег, конечно, так не считал и спасибо уж на том, что намерения вообще дослушал.
Но.
Несмотря на все «нет» — можно принять происходящее за молчаливое согласие. Иначе уж давно нашел бы способ пресечь все, что Разумовский делает.
В данный момент он был занят тем, что пытался сформировать у себя в голове портрет нужного человека и найти того, кто в него впишется. Что отличает от других людей его самого и Волкова, который, вообще говоря, вписывался идеально, но здесь даже просить бессмысленно?
Да вообще-то, если отмести детдомовское прошлое, которое точно не стоит брать за основу... ничего. Хорошая форма разве что — бегать-то придется много и отбиваться от тех, кто не побрезгует использовать в бою самые грязные приемы.
Бокс, рукопашный бой, каратэ, тхэквондо, кикбоксинг — в первую очередь он перебирал все питерские секции единоборств, сравнивал их между собой, присматривался к победителям соревнований различного масштаба, смотрел списки оплат, формируя базу из тех, кто успел примелькаться. С чего-то же надо было начинать.
Он здорово налажал, будучи самим в роли Чумного доктора. Мысль о том, что убийства — плохо, полностью так и не укоренилась в его мозгу, но неужели кто-то в самом деле на это рассчитывал? Просто некоторые ублюдки заслуживают смерти, и это факт. Хотя теперь чаще он предпочитал молчать в тряпочку, когда нужно было высказать мнение на этот счет.
И все же — Чумной нужен был этому городу. Конечно, им не может стать он сам снова — слишком приметно, да и просто остерегался, что снова скатится туда, откуда так долго выкарабкивался. Мнение Разумовского, что лучше Олега никто бы на эту роль не подошел — вспоминая еще, с чего все начиналось? Ха, — но здесь и пытаться не стоит: точно не согласится.
Поэтому-то он и просиживал штаны то за ноутбуком, то за планшетом, безвылазно заперевшись в новой квартире — совершенно безликой, поэтому заниматься ей пришлось самому. Да и выходить на улицу ему действительно было опрометчиво, даже несмотря на то, что вряд ли его спустя столько времени кто-то в самом деле активно ищет. Примелькавшееся лицо, которое когда-то знал едва ли не каждый? Кажется, только это и останавливало от того, чтобы свободно разгуливать по улицам.
И раз уж такой возможности у него не было, а пребывание в четырех стенах рано или поздно сведет с ума кого угодно, приходилось забивать его лютым потреблядством, которое хоть как-то помогало убивать время, хоть и чем дальше, тем меньше удовольствия приносило. Но деньги, как-никак, были, за что спасибо все тому же «Хольту», хоть теперь и не совсем на партнерской основе, так что почему бы и нет.
Краем глаза заметив приближение Олега, Сергей нехотя подтянул к себе ноги, которые до этого растянул на весь диван, — но, недолго так посидев, развернулся почти полукругом и опустился под бок Волкова, уложив лопатки и затылок где-то у него под мышкой и слегка поерзав в поисках наиболее удобной для себя позы. А когда звуки питья позади прекратились, не глядя вытянул руку где-то перед чужим лицом в ожидании, когда пакет с молоком передадут уже ему. И все это не отрывая взгляда от экрана планшета, в браузере которого в данный момент была открыта очередная группа курсов самообороны во Vmeste.

+3

4

Сложно избавить себя от мыслей о том, что та картина, которую они из себя представляют в данный момент, выглядит какой-то слишком идеальной и разве что не вылизанной, как с обложки журналов: что-то о том, как проводят свое свободное время дома разыскиваемые преступники, когда не занимаются своими незаконными рутинными делами (даром, что официально они мертвы, но не важно). Очень красиво и очень хорошо. Со стороны выглядит чем-то идеальным и прекрасным. Где-то внутри нежно пульсирует чувство уюта и чего-то тепло-домашнего. Такое вот глубокое чувство, о существовании которого Волков в какой-то момент просто забыл.
Он забыл о том, что могут существовать не короткие точки для отдыха, которые покидаешь после быстрого сна или вроде того, а такое вот место, которое можно не торопиться покидать. Здесь безопасно. Здесь бояться нечего. Здесь все в порядке. Здесь комфортно и хорошо. Легкий период стагнации. Затянувшийся во времени застой, который вопреки здравому смыслу, не кажется чем-то неправильным. Это слишком естественно: принять контрастный душ, выйти, выпить что-то типа молока или сока из коробки, потюленить на диване, где под боком будет идеально ощущаться чье-то тепло. Да, последнего как раз немного не хватает для того, чтобы стало совсем идеально и правильно. Разумовский, будто читая его мысли, неуклюже перебирается и заваливается ему под бок. Волков никак это не комментирует, спокойно позволяя устроиться рядом так, как будет комфортно. Собственное разморенное и разгоряченное после душа тело отдается благодарностью.
Он, пожалуй, не против физического контакта. Хотя и с очень давних пор стал относиться ко всему с подозрением и опаской. В частности, наверное, от присутствия Разумовского должны возводиться какие-то ограждающие покореженную психику барьеры, чтобы защититься от агрессора, который не раз вредил ему и делал по-настоящему больно. Это было бы логично и правильно. Разумовский причинил ему слишком много боли, которую не так-то просто забыть. Однако, ничего подобного не происходит. Он совсем не стремится защититься, закрыться или избежать близости с этим человеком.
Если взглянуть на ситуацию чуть внимательнее, то можно легко разгадать то, что Серега у них тут не единственный, кто страдает от серьезных проблем со своим покореженным разумом. На проверку, Волков может оказаться даже более безумным, чем его друг. Взять хотя бы эту его больную привязанность и бесконечную преданную нежность, с которой Олег таскается вслед за Разумовским, куда бы тот ни пошел. Может быть, не до конца простил. И точно не сможет забыть все то, что произошло. Но Серый ведь и не виноват, так? Не зря Волков так долго тряс каждого из врачей, которые занимались лечением Разумовского. Он скрупулезно и настойчиво докапывался до всякой истины, собирая факты по кусочкам и пытаясь восстановить произошедшее тогда. И происходящее сейчас. Ему и самому бы определенно не помешало провериться и обсудить вопросы своей маниакальной мании и пунктика под названием "Сергей Разумовски".
Много чего стоило бы. В том числе и настоять на том, чтобы они навсегда покинули Россию и больше никогда здесь не появлялись. Но вряд ли он мог противопоставить хоть один разумный аргумент чужому отчаянному желанию находиться именно в Питере и больше нигде. В каком-то смысла, для Волкова это место особо ничего не значит и воспоминания о детстве несут лишь невкусный серый окрас, от которого ни хорошо и ни плохо. Просто место, которое свело их с Серегой и предопределило дальнейшую судьбу. Это могло быть Москвой. Или Волгоградом. Или не важно, чем еще. В конце концов, город - это просто место и обезличенная точка на карте.
Волков вопросительно вскидывает бровь, когда обзор ему застилает чужая ладонь, призывно-намекающе хватающая пальцами воздух. Он закатывает глаза, передавая пакет с молоком. Как и прежде, все у них общее и на двоих, даже если формально имеет лишь одного хозяина. Олег в принципе готов делиться не только едой, но и вообще отдать все, что у него есть. Но Разумовский и сам об этом прекрасно знает, так что это просто несущественные мелочи.
Внимание привлекает то, что Серый так внимательно разглядывает в планшете, сосредоточенно переходя по каждой новой ссылке. Волков опускает взгляд и краем глаза цепляется за очередное название. Самооборона? С чего это вдруг Разумовский решил, что ему необходимо освежить свои знания в этом вопросе?
- Я и сам могу тебя научить всему этому. Намного лучше, чем рассказывают на этих курсах, - безразлично замечает Волков своим раздражающим - исключительно его самого - сиплым голосом. Он зарывается пальцами в чужие волосы, перебирая мягкие пряди пальцами и ногтями почесывая кожу головы. Жест выходит скорее каким-то задумчиво-ленивым, чем заигрывающим. Слишком привычно уже, что можно касаться его таким образом и не испытывать никаких сомнений насчет уместности собственных жестов. Раньше и правда чувствовал себя немного неловко, проявляя и показывая больше чувств, чем дозволяла ситуация. Взглядом Олег снова скользит по открытым вкладкам. Чужой интерес к людям не сулит ничего хорошего. Олег слишком хорошо успел изучить Сергея, чтобы понять, что тот снова на стадии обдумывания какого-то гениального плана. Боже, только не снова. - Мне пора начинать беспокоиться.
Привычно, Олег не спрашивает, а утверждает, сразу переходя к сути и минуя прелюдии. Он знает, что Разумовский в состоянии запудрить ему мозги и отвлечь от вопросов, к которым не хочет, чтобы Олег проявлял излишнее любопытство. Потому что Олег может что-то запретить. Да-да, очень плохой Олег. Тиран, садист и изувер, просто ужас. И как Сережа его только терпит.

+3

5

Намек понят, и пакет благополучно кочует из рук в руки, так что Серый почти на автомате прикладывается к нему, вливая пару глотков ультрапастеризированного молока, все еще немного прохладного после холодильника. Затем начинает оглядываться по сторонам в поисках наиболее устойчивой поверхности, куда его можно было бы отложить, и выбирает в качестве нее спинку дивана — не мягкую ее часть, а ту, что за ней, благо конструкция его предусматривает ничем не прикрытую и достаточно широкую для выбранной цели деревянную поверхность. Оставалось только, чтобы Олег случайно своей рукой его не снес, иначе, Разумовский готов был поспорить, желания убирать последствия его неосторожности у Волкова было бы не больше, чем у него самого.
Сережа готов был замурчать, если бы конструкция организма предполагала такие действия. Но он, к сожалению, не кот, так что в ответ на легкие поглаживания Олега приходилось молча улыбаться — впрочем, тот этого все равно никак не мог увидеть с того ракурса, что ему предоставлялся. Зато прекрасно видел все, что происходило на экране планшета.
Я и сам кого угодно могу научить всему этому, — фырчит он в ответ на замечание Волкова.
Предположение его было довольно логичным, но... странным. Он же прекрасно знал, что Разумовскому не нужно было учиться защищаться, а вместе с тем калечить и убивать людей. Раз уж на то пошло, в чем-то он мог дать наемнику даже фору... особенно после некоторых событий, о которых вспоминать совершенно не хотелось — это не приносило ничего, кроме стыда и сожалений. Хотя когда-то он сам думал иначе и даже про себя называл это чем-то вроде необходимого зла. Но — тогда он был совсем другим человеком. И больше им становиться не собирался.
Сергей пытается дальше запрокинуть голову, чтобы разглядеть лицо Олега, нависающее над его головой, но слишком неудобно, поэтому в какие-то мгновения он бросает эти попытки и возвращает взгляд к планшету. Впрочем, понимает, что в ближайшие несколько минут все равно не продвинется дальше, чем зашел сейчас. Проблем с мультизадачностью у него обычно не было — скорее просто не видел в ней смысла прямо сейчас. У него не было горящих дедлайнов, чтобы нельзя было выделить время на разговор с Волковым. Но было так хорошо, что и убирать девайс куда-либо он тоже не стал, чтобы лишний раз не двигаться.
Предположение было странным, потому что о том, для чего это, они говорили уже не раз. При этом Волков не то чтобы совсем не одобрял намерения Разумовского, иначе они бы сейчас так просто не сидели. Верный друг слишком долго соглашался с любыми идеями и желаниями Сережи, относясь ко всему с какой-то снисходительностью и апатией, что бы ни происходило, но в последнее время удивительно эффективно научился говорить «нет». Так, что даже у Разумовского не всегда хватало смелости ему перечить. Простое безаппеляционное «нет», которое зачастую даже не имело за собой словесных объяснений: Олег и раньше-то был довольно молчаливым, а когда заимел проблемы с голосовыми связками, то и вовсе предпочитал их поменьше напрягать.
То, чем Сережа занимался сейчас, резкого отпора со стороны напарника не встретило, иначе он бы этим и не занимался. Неоднозначную реакцию — да. Все это Волкову не нравилось? Безусловно. Но, по-видимому, четкого мнения он еще не успел сформулировать, насколько это дерьмовая идея, а потому ее развитию не препятствовал.
— Просто не хочу подбирать рандомного человека с улицы и обучать всему с нуля, — поясняет он и все-таки откладывает планшет в сторону недалеко от себя. — Решил, что сначала стоит опираться на набор хард-скиллов, а дальше уже смотреть на бэкграунд, — стало ли понятнее? В любом случае, он еще все пояснит. Скрывать-то нечего. Хотя бы потому что без помощи Волкова он не справится. Хотя, может быть, не стоит быть таким категоричным и недооценивать себя, но — скажем так, за его спиной точно делать ничего не хочет. Да и сложно было бы это провернуть, учитывая, что Олег-то всегда рядом. Как в старые добрые. Исподтишка делать все еще что-то можно, но к чему такие сложности. Проще уж доказать другу, что все это действительно необходимо. Они же здесь доверие пытаются заново выстроить, разве нет? — Да я все о той же идее с новым Чумным доктором думаю, — выкладывает он на чистоту. — Нам нужен кто-то со стороны,раз уж не я и не ты, очевидно же. — Вот и прикидываю, кто бы это мог быть.
О том, что немногие захотят работать с печально прославившимся преступником в не менее печально известном амплуа, он пока старался не думать. Хотя и прекрасно это осознавал и старался учесть. Как? Можно было предположить, что более лояльным идее окажется кто-то из активной молодежи. Но не из тех, кто когда-то состоял в группе почитателей Чумного доктора. Сложно найти эту грань, но Разумовский был уверен, что ему не нужен был кто-либо из бывших фанатиков. А скорее человек со своей головой на плечах. Как это можно было узнать на данном этапе? Полагаясь на интуицию разве что. Но проблемы он предпочитал решать по мере их появления.

Отредактировано Sergey Razumovsky (2021-05-19 21:40:45)

+3

6

Олег рассеянно и немного безразлично наблюдает за тем, как не особо отвлекаясь от своих дел, Разумовский попутно воюет с пакетом молока, пытаясь найти ему подходящее в этой жизни место. Вообще-то, Олег еще не совсем напился и хотел бы вернуть свою добычу обратно, но Серый о его планах на молоко не осведомляется и делает так, как сам считает нужным. Впрочем, речь не только про молоко, конечно же, но и про все сразу в этой жизни. Волков тихо вздыхает, продолжая расслабленно перебирать пряди чужих волос, крутя их пальцами и зарываясь поглубже, пряча ладонь в этом рыжем всполохе полнейшего хаоса, царящего - его стараниями - на чужой голове. Сережа переживет и ничего страшного. А Волков просто успокаивается и релаксирует так, как привык. Привык недавно, но на возникновение привычки в принципе уходит в среднем дней восемь, так что избавиться уже достаточно затруднительно. Да и зачем, если они оба не против.
- Скорее всего, это правда, - соглашается Олег, неловко дернув свободным плечом, стараясь не тревожить то, на котором с таким комфортом разлегся Разумовский. Вообще-то, на самом деле Волков подозревает, что это вовсе не так удобно, как кажется со стороны, но пусть Серый сам с этим разбирается и потом страдает от боли в шее. Он ведь не любит простые пути и обожает все в жизни усложнять. Хобби у него такое. Впрочем, как и у самого Волкова, в этом они слишком похожи. Что до ответа Сережи, с этим вполне можно согласиться и признать за очевидную правду. Разумовский и правда в состоянии сам позаботиться о себе, своей сохранности и о своих нуждах. И помощь Олега в этом вопросе ему совершенно не требуется. Немного к сожалению, потому что Олег слишком уж сильно привык быть тем надежным плечом, на которое можно опереться в любой ситуации. Но, тем не менее. Стоит просто смириться с тем, что не все в этой жизни случается так, как им того хочется. Ему бы хотелось, чтобы в жизни Разумовского было минимум ситуаций, в которых ему бы приходилось демонстрировать свои великолепные таланты к самообороне и к нанесению (летальных) травм окружающим. Прежде всего, не ради тех, кто может пострадать от рук не самой приятной и дружелюбной стороны его личности. А ради самого Сережи, которому наличие чужой крови на руках на пользу не идет совершенно. - Может, я просто хотел предложить приватные курсы.
Шутка выходит больше ироничной, чем заигрывающей. Да и в принципе все, что вслух произносит Олег, теперь не может приобретать какой-то эмоциональный окрас, кроме сиплого безразличия. Но, он и правда старается звучать не настолько отстраненным. Хотя эта черта характера никак не желает куда-то деваться. Впрочем, они с Серым уже столько времени вместе и знакомы так давно, что тот способен угадывать то, что Волков даже не произнес вслух, а только подумал. Работает это в обе стороны. Но Волкову больше приходится превозмогать, пытаясь заранее вычислить все безумные планы, которые могут не особо хорошо сказаться на их здоровье и безопасности. Или на здоровье и безопасности других людей. Видит Бог, в этой красивой рыжеволосой макушке слишком много таких идей, которым лучше там же и оставаться. Чтобы Волков хотя бы бодрствуя оставался спокоен. Проблем с нарушением сна и его частым отсутствием ему уже и так хватает.
Олег вопросительно-хмуро вскидывает бровь, видя чужое лицо. В глазах Разумовского отчетливо пляшут те самые немного безумные и сосредоточенные огоньки, свидетельствующие о том, что план не просто находится на стадии разработки, а уже готов и приводится в исполнение. Волков тихо фыркает, на мгновение упираясь колючим щетинистым подбородком в верхушку чужого лба, слегка надавив. Мол, перестань так смотреть, я знаю, о чем речь, говори дальше, я слушаю. Убрав подбородок, Олег позволяет Разумовскому снова обратить все свое внимание на планшет, а затем снова упирается в рыжую макушку, рукой обнимая за шею и пальцами почесывая волосы уже на затылке. Идеи Сереги не вселяют никакой уверенности. Впрочем как и его серьезный настрой. И произнесенные слова совсем не служат хоть каким-то успокоением.
- Навыкам можно обучиться. Даже волки и те в цирке выступают. А вот мировоззрение ты не изменишь, даже если очень захочешь, - хрипло и немного невнятно бубнит Олег, в ответ на чужое предположение о навыках. Есть доля истины. Но, как он и сказал ранее, навыкам можно обучить любого идиота. И солдатом может стать каждый. Только что толку от умения размахивать оружием и кулаками, если у тебя нет никаких убеждений. Или если они на корню неверные. Дезертирами часто бывали те, кто был сильнее прочих и умел больше остальных. И война - это всегда отличный показатель того, какими люди могут быть. На гражданке так сразу и не разобрать, кто есть кто и что за личность скрывается за напускной доброжелательностью или же за чрезмерной угрюмостью. - Но я понимаю, о чем ты говоришь.
Волков задумчиво хмурится, прекращая перебирать рыжие пряди на затылке. Это действительно правда. Они обсуждают этот вопрос не в первый и даже не во второй раз. И если сначала Волков отнесся к идее с полнейшим скептицизмом и неприятием, то сейчас ему пришлось немного смягчиться, видя то, что Разумовский настроен слишком серьезно. И на попятную он точно не собирается идти.
- Это все еще слишком отдает завышенными идеалами, не совпадающими с реальностью, - в любом случае, если он смирился, это вовсе не значит, что он должен быть согласен со всеми предложениями, предположениями и идеями. У них это так никогда не работало. И Волков во многом слишком автономен со своими взглядами и мнением. Которые далеко не всегда совпадают с мнением Разумовского. Но это, наверное, к лучшему. Так они оба будут целее, если смогут слышать альтернативные точки зрения. И для этого им и правда, вероятно, еще один человек не будет лишним. - И кого ты видишь новым Чумным? Какой он, в твоем представлении.

Отредактировано Oleg Volkov (2021-05-22 15:13:51)

+3

7

Сергей почти что оскорбленно фыркнул. Скорее всего. Ничего себе, поддержка. Пусть и в шутку — так-то он тоже тихо возмущался не всерьез.
— Ну, вообще-то, — заметил он. — Шутки шутками, а предложение я бы, пожалуй, принял. Не хочу терять форму.
Раз уж все равно старается не светиться на улице, то почему бы не поддерживать физическую активность хотя бы таким образом. Обо всем этом он думал и раньше, потому и искал квартиру с просторным спортзалом, где регулярно занимался наедине в компании разве что боксерской груши. Дело хорошее, но раз уж Олег сам предложил — за язык его никто не тянул, поэтому можно обсудить и прийти к какому-нибудь консенсусу на этот счет. Хотя Сережа вовсе неглуп, сам понимал, что клонит Волков вовсе не к тому сценарию, где они в самом деле упражнялись бы в каких-то единоборствах. А он возьми и оберни диалог, чтобы говорить об этом максимально буквально.
Разумовский снова фырчит и мотает головой, на этот раз в попытке увернуться от колючей растительности, которую Олег не то ленился, не то не хотел сбривать. Хотя иной раз он вовсе не жаловался — Волкову щетина чертовски шла, чтобы посягать на ее существование. Но вот при близком знакомстве ощущения бывали смешанные.
После всего, через что они прошли, странно было в результате прийти к такой вот беззаботной возне, как будто вовсе они не серийный убийца и наемник, не то признанные мертвыми, не то разыскиваемые, и один не пытался убить другого, и не использовал, даже не скрывая этого, и вовсе не придумал себе вторую личность, которая успешно мимикрировала под лучшего друга, пока он для всего остального мира считался мертвым. Казалось, все это должно было развести их жизненные пути в максимально далеких направлениях. Но ничего подобного не произошло, и в результате они имеют то, что имеют. Должно быть, дружба им предрешена была действительно на века. И не только дружба, хотя и без нее никак. Еще кто-то наверняка приплел бы болезненную привязанность, а может и зависимость. Например, они сами за глаза, что уж греха таить. Все-таки оба далеко не глупцы.
— Спасибо, что так в меня веришь, — слегка нахмурившись, отозвался Серый. Может быть, Волков это и не имел в виду, но трудно было не воспринимать на свой счет. — Психотерапия, коучинг, гипноз и самые банальные секты дружно вышли из чата. Олег, люди не высечены из камня, чтобы дальше разве что крошиться. Они пластичны и не равны самим себе даже изо дня в день.
Взять, к примеру, даже его самого. Сейчас, год назад, два года назад, пять лет назад. Да, что-то общее есть — в конце концов, что бы ни случилось, это всегда он, и накопленный жизненный багаж никуда не денешь. Но утверждать, что ожидать от него можно того же, чего и тогда, когда он готов был использовать Олега, как расходный материал, а то и вовсе считал его Чумным доктором и даже не понимал, что это лишь плод его воображения... хотя.
Птицу несправедливо было считать обычной галлюцинацией. Это полноценная, полноправная личность. Которую — можно сказать, что он придумал сам, но менее реальной это его не делало. Скажите, что это не так, тем, кто умирал от его руки. Не Сергея Разумовского, который поначалу совершенно искренне понятия не имел, что происходит, а потом все равно не мог этому никак помешать.
Но все это в прошлом. Сейчас это совсем не про него. И он действительно старается быть лучшим человеком и исправить то, что в его силах. Если Олег этого не видит... что ж, хотелось бы верить, что это не так, и Волков совсем не это имел в виду.
— Но сейчас речь не о том. Ты прав в том, что мне нужен человек, близкий по взглядам. Я не собираюсь никого ломать для того, чтобы он действовал по моей указке, — для некоторых дел допустимо просто купить преданность и говорить, что нужно делать. Но с той целью, которой он задался, это не прокатит. Конечно, хотелось бы чувствовать, что ты прикладываешь руку к чему-то стоящему, но все-таки он хотел вырастить героя, которым не смог стать сам. Не марионетку.
Завышенные идеалы? Разумовский поживает плечами и ловит чужую руку, высвобождая ее из собственных лохм и задумчиво переплетая пальцы у себя перед лицом. Ну, да, завышенный идеалы — пожалуй, действительно то, что его всегда отличало. Можно было переломать себя и от этого избавиться, смириться с тем, что порой жизнь далека от картинки, но — зачем? Он прекрасно отдает себе отчет в том, что реально, а что нет. И если можно обойтись без полумер, не видит причин, почему бы не делать так, как он считает нужным.
Вопрос про нового Чумного не то чтобы застает его врасплох. В конце концов, об этом он и думал последние несколько дней, а вернее даже недель. При всей своей любви к систематизации, впрочем, так и не смог до конца дожать картинку у себя в голове.
— Кто-то, с кем мы могли бы сработаться. Достаточно принципиальный, находчивый и скилловый, — начинает он. — Раз уж это не могу быть я... и не можешь быть ты, — Сергей коротко задирает голову, чтобы взглянуть на собеседника, и почти сразу снова начинает хохлиться, опустив взгляд и отвернувшись.
Конечно, Олег был бы лучшей кандидатурой. Хотя... был бы? Размышляя над образом нового Чумного, мысленно он то и дело обращался к Олегу, но прекрасно понимал, откуда здесь ноги растут. И даже при условии, что Птица-Олег совершенно не торжественен настоящему Олегу Волкову, он не хотел бы проверять на прочность собственную психику. Поэтому был ему, пожалуй, даже благодарен за то, что раньше не соглашался и почти наверняка не согласится впредь.
А ведь они никогда не говорили на эту тему. Впрочем, и поводов упоминать об этом не было. Да и не должен Олег об этом знать. Или все-таки должен? Как бы то ни было, слишком больно и стыдно — хотя он прекрасно понимал, что рассказать было бы по крайней мере честно.

+3

8

Как бы Олег и Серый ни были близки, все же порой случались моменты, когда они не могли понять друг друга. Или понимали, но в каком-то настолько извращенном формате, что, в конечном итоге, хоть и понимали, только с точностью да наоборот. Пожалуй, это тоже было естественно. Между ними могло быть тысяча и одно противоречие, но никогда не случалось так, чтобы в конце они не пришли к какому-то общему знаменателю. Может быть, Волков слишком много об этом думал и слишком сильно загонялся по мелочам, но подобное с каждым случается.
- Не вижу причин, чтобы отказаться, - соглашается Олег, вновь дернув плечом. Наверное, Серый немного не так воспринял вброшенный в пустоту игривый посыл. Но флирт никогда не являлся сильной стороной Волкова, это всегда следовало учитывать. Он подозревал, что Разумовский понял подтекст произнесенной фразы, но предпочел пойти в ином направлении. В любом случае, хуже от этого точно не будет. Олег откровенно начинал скучать и маяться, не получая хоть какой-то физической разгрузки, а застой в мышцах еще никого не делал счастливым. Его уж точно. Даже точеная и хваленая стойкость и выдержка Волкова начинали давать сбой, как только ему предстояло остаться наедине с необходимостью не делать абсолютно ничего. Это удручало и приводило к еще более хмурому, чем обычно, настроению. Заставляя то угрюмо молчать, а то и вовсе огрызаться. Но поделать с этим что-то было затруднительно. Особенно на первых порах, когда им только предстояло понять, что вообще такое изоляция один на один с кем-то. Каких-либо претензий или же обид у Волкова давно уже не было, все осталось в прошлом. Но бывает достаточно трудно, когда вы проводите все время в запертой коробке, без особой возможности куда-то выйти. Просто вопрос безопасности, не более того. Перестраховка еще никому прежде не вредила. Волков был более свободен в своих передвижениях, но ему было просто жаль оставлять тоскующего Разумовского одного, поэтому и продолжал проводить все свое свободное время с ним.
Еще одна из тысячи дурацких привычек, с которыми мало что можно сделать. Издержки необходимости все время быть рядом порой выливались в то, что они банально уставали друг от друга. А Волков, в принципе скорее асоциальный и нелюдимый, прежде по возможности чуравшийся общества лишних людей, уставал даже сильнее. Как бы он ни был привязан к Разумовскому, им обоим требовалось личное время, которое они могли бы провести наедине с самими собой.
С другой же стороны, даже если они научились понимать друг друга без слов, произнесенные слова часто оставались понятыми неправильно. Вот примерно, как это произошло сейчас.
- Я не имел в виду тебя, - просто поправляет Волков, не сразу вникая в суть обиды, резко прозвучавшей в чужом ответе. Олег оказывается немного дезориентирован, не совсем понимая, каким образом Разумовский вообще умудрился углядеть в его фразе персональное и точечное оскорбление именно в его адрес. Впрочем, это не было совсем уж прям удивительным. Серый все еще болезненно реагировал на многие триггеры, которые угадать было не так-то просто, сколько ни бейся над этими вопросами. Волков как мог старался избегать опасные темы, но получалось это примерно никак. Так или иначе, говорить на эти темы им приходилось и достаточно часто. В какую бы изоляцию от мира они себя ни упрятали, а частью мира они продолжали оставаться. И прошлое их чудесным образом не стерлось из ленты событий. Но оно было. И осталось где-то там. Очень далеко. - И вообще не имел в виду ничего из того, что ты подумал. В принципе. Извини.
Выходит как-то неловко и неуклюже. Поэтому Волков только тянется, примирительно прижимаясь щекой к чужому виску, а затем касаясь его губами. Продолжать раскрывать эту тему было опасно и не самой умной затеей. Доводить Сережу до очередного приступа злости и раздражения не хотелось совершенно. Да и в принципе хотелось просто продолжать лениво валяться на диване, а не пытаться безуспешно выяснить, кто и что именно имел в виду, произнося то или иное слово. Олег в принципе не любил выяснять отношения. И тем более он не любил объясняться за то, что сказал. С учетом того, как ему порой сложно говорить вообще что-либо. Не только из-за голоса.
- Вряд ли бы кто-то всерьез согласился переступать через свои принципы. Разве что за деньги? Но такой человек точно бы не подошел, - задумчиво пробормотал Волков, на автомате крепко сжимая чужие пальцы, переплетенные с его собственными. Простой жест доверия, поддержки и жажды показать, что прикосновения желанны. Вроде, просто, да. Но для Волкова это значит куда больше. С его-то скупостью на жесты внимания и что-то, хотя бы отдаленно напоминающее ласку. Он слишком привык к тому, что все эти радости жизни - не про него. И не для него, а для кого-то другого. А с Разумовским все было так сложно и, одновременно с этим, просто и понятно. Вообще-то, он не мог вспомнить, в какой именно момент он согласился с тем, что план Сережи утвержден высшим руководством по принятию жизненных важных решений - то есть самим Волковым - но это все как-то плавно перетекало одно в другое. А тема продолжалась сама собой. Как будто они и правда все обсудили, уже приняли решение и все такое. Ну, как и всегда. - Почему ты вообще думаешь, что это могу быть я?
Олег вопросительно и недоверчиво вскидывает бровь, глядя на Разумовского, который как-то, вроде бы, тушуется и тут же отворачивается, пряча взгляд. И что это за реакция такая. Себя Чумным Доктором Олег не мог представить в принципе. И почему эта идея бросается даже вскользь, ему совершенно не понятно. С чего вдруг Разумовский думает о нем так и в таком ключе.

+3

9

— А что ты расслабился? Нашего будущего птенчика курировать тоже будешь ты, — согласие на приватные занятия в зале с самим Разумовским далось — ожидаемо — слишком легко, но, кажется, надо было Олега не то посвятить, не то напомнить ему о его участии во всей этой... инициативе. Не его самого, разумеется, а Разумовского. Но раз он до сих пор, считай, и слова не сказал, то можно было смело утверждать, что с его согласия и поддержкой. Разговор-то это не первый о новом Чумном докторе, и с самого начала было очевидно, что Волков не будет в этом плане просто молчаливым зрителем. Если уж не самим Чумным, то хотя бы тем, на кого можно положиться, чтобы за ним присматривал. — Тренировать его и страховать на первое время, — затем, подумав, добавил. — Или... ее.
Он пока себе смутно представлял и не имел конкретных кандидатур на роль, но почему бы и нет? У него нет предрассудков касательно того, какого пола должен быть преемник — главное, чтобы справлялся хорошо. В остальном — почему бы и не девушка. Может быть, так было бы даже лучше: конечно, первым делом все будут грешить на возвращение самого Разумовского, но ведь рано или поздно поймут, что это не он? При таком раскладе нового Чумного будет, пожалуй, даже сложнее вычислить. А то на этот раз Сергей твердо был намерен обойтись без убийств, но ничего из задуманного законным назвать было все еще нельзя. Правосудие и законность в этой стране — вообще понятия мало пересекающиеся.
И, возможно, завелся он действительно зря. Но предпочел бы обойтись без извинений за собственную мнительность. Услышал и услышал то, что не имелось в виду — бывает и все еще не умаляет собственных чувств, которые за ерунду принимать он вовсе не собирался. Тем более, порой поведение Олега действительно наталкивало на мысли, что он только и ждет, когда Сережа что-нибудь выкинет — какого-то подвоха, что где-то за маской прячется тот самый псих, который делает все, что ему вздумается. С одной стороны, точно не Разумовскому его за это винить. С другой — да что там, скорее где-то на грани, — это было больно.
Но здесь уже ничего не поделаешь в любом случае — остается только мириться, что ничто не проходит бесследно.
Тем не менее, он действительно хотел верить, что Волков просто оговорился. И почти не сомневался, что произнес тогда неосторожно действительно без задних мыслей о нем самом. Просто — что уж за примером для возражения далеко ходить.
Пару раз медленно шумно вздохнул, но решил, что лучше будет промолчать. Не потому что иначе был соблазн разругаться — раз уж на то пошло, он ругаться и не начинал. Возражения — не всегда признак назревающего скандала и не всегда даже к нему ведут. Просто, вроде как, тема исчерпана. Просто ремарка — да, может быть, резкая, и не то чтобы имеющая отношения к происходящему. Но речь-то вообще о другом шла, так что нет смысла возвращаться к этой теме.
— Нет, точно не за деньги, — согласился Сережа.
Он не против наемников и прекрасно понимал, что порой купленная преданность — самая верная, но это был совершенно не тот случай. Хотя Разумовский совершенно не исключал, что характер отношений все равно будет «услуга за услугу», но какого-то другого рода — пока трудно было предположить, какого. Помощь с чем-то, с чем не помогут никакие деньги — только связи и влияние. Чтобы показать, что он действительно в состоянии делать что-то хорошее, а не только на словах.
Не знал он, словом. Рассчитывал на импровизацию и на то, что решение придет само собой, когда настанет время. Прежде, чем разбираться, на каких условиях они будут взаимодействовать с потенциальным кандидатом, предстояло его хотя бы найти.
А еще найти компанию, которая согласилась бы заняться разработкой нового костюма.
Ответ на последний вопрос Олега — банальный до невозможности: «Потому что ты больше всего подходишь». Он ведь даже раньше сдуру предлагал Волкову самому занять роль, но получил резкий отказ, а после этого и вовсе взвесил все «за» и «против» и понял, что идея в самого начала была дерьмовой. Вот только объяснить причины этого не мог, хотя это и было бы честным.
Но, может быть, настало время?
Когда-то об этом все равно стоило поговорить.
Вот только он все еще боялся. Как отреагирует Олег? Понятно, что тот уже стерпел столько пощечин от Разумовского в прошлом, что, кажется, вопроса даже не должно было стоять. Но все еще было страшно — вдруг что-то однажды станет последней каплей. Почему бы и не это. Повод идеально подходящий, чтобы отбить любое желание впредь иметь какие-либо общие дела — и вообще видеться до конца жизни.
Может быть, ограничиться на том, что идеальный кандидат по навыкам? Столько уже живут с этой недосказанностью — значит, наверное, не разорвет его уже от этого молчания и ничего оно не испортит.
А вот не-молчание — запросто.
Вот только, кажется, пауза затянулась, так что для самого простого ответа момент уже упущен.
Сережа высвобождает руку и обнимает себя за плечи, хмурится, опуская взгляд перед собой и начиная нервно ерзать в попытке устроиться удобнее, как будто вдруг потерял нужную позу.

+3

10

Волков лишь коротко и задумчиво цыкает, более ничем не высказывая своего наполовину несогласия с чужими планами. Они могли сколько угодно обсуждать планы и идеи Разумовского, а Волков мог сколько угодно высказывать резкий отказ по тому или иному поводу, только факты от этого не менялись совершенно. Могла измениться форма, но не содержимое. Так или иначе, убедить - а тем более переубедить - в чем-либо Сережу задачей всегда было достаточно проблемной. Волков немного приловчился и понял, как именно нужно вести диалог, чтобы его мнение в вопросе тоже учитывалось, а не просто принималось к сведению. Но все же. Да. Проблемы все еще оставались. Разумовский не отбрасывал те планы и идеи, на которые Олег отвечал категоричным отказом, а просто пересматривал варианты развития событий, предлагая что-то более безобидное. Или просто подходил к ситуации с иной стороны. Эту изобретательность да в хорошие бы начинания.
Волков коротко вздыхает, что все же больше похоже на недовольный собачий всхрап, но он никогда не согласится с этой формулировкой. Сколько бы Разумовский ни потешался над подобными вещами, давая им подобные названия, Волков все еще не был согласен. Вздох выходит слишком громким. И чтобы не возникло новых недоразумений и внезапных обид на пустом - с его точки зрения - месте, все же решает нехотя пояснить свою реакцию.
- Я давно уже не так хорош, ты знаешь, но мы подумаем над реализацией твоего желания, - выходит сухо, четко и просто по фактам. Не ложная скромность, а просто суровая реальность, в которой Волков растерял очень большую часть навыков, которые прежде его кормили и не раз спасали жизнь. Не так чтобы он страдал или рыдал по этому поводу. Но, да, когда лишаешься ног - фантомная боль все равно остается с тобой, даже если ты научился жить и с этим недугом. Так же и Волков, который, вроде бы, привык к своим физическим и психологическим недугам, но порой думал о том времени, когда всего этого не было. Как это было, когда внезапный тремор рук, возникающий в моменты, которые нельзя было подгадать, мешал делать простые и самые банальные вещи, с которыми справлялся и младенец. Когда оружие он мог держать уверенно и точно зная, что попадет "в яблочко" в одиннадцати случаях из десяти, а не боялся за то, что внезапно нервные окончания дадут сбой. И как это было, когда он еще мог играть простенькие мелодии на гитаре, сопровождая их хриплым пением, каких-нибудь старых песен "Кино" или не важно кого еще. Теперь уже не спеть нормально. Как было, когда можно было засыпать просто и без лишнего напряжения, а не мучиться очередным приступом бессонницы. Как это, когда твое тело не мучает внезапная боль, которую не заглушить очередным обезболом. Но, да. Много чего было и много чего осталось позади. Это не тоска, а просто знание о том, что могло быть иначе.
Волков зарывается носом в чужие волосы, прикрывая глаза и позволяя себе пару секунд тишины и легкой тоски. Он знает о том, что в части - очень большой - вещей виноват тот, в ком он сейчас ищет душевное равновесие и спокойствие. Знает, но не обижается и не обвиняет. Совсем. Благо, что они уже перешагнули этап взаимной... Взаимного чего? Волков никогда не ненавидел. И даже особо не был обижен. Он на все добровольно соглашался и шел самостоятельно, Разумовский никогда его не принуждал. И не удерживал насильно. Волков сам был рядом, потому что так хотел. И он не идиот, прекрасно знал еще тогда, что вся эта затея с Громом и местью кончится плохо. Не для Грома. Для Олега. И для Сережи. Знал, но ничего не сделал, ничего не сказал. Никуда не ушел. Сам пожелал остаться рядом, не смотря ни на что. Так что вины Разумовского здесь нет. Ну, выстрелил, да. Олег смотрел ему в лицо, а Сережа стрелял. И даже не изменился тогда в лице. А Олег и на это не обижается. Просто помнит и принимает как часть того, что случилось бы неизбежно. Просто цепь событий, от которых никуда не деться и никак их не избежать.
Волков на все пошел сам. Сам и в Сирию уехал. Кто ему виноват за травмы, полученные на войне? Не Разумовский же. Вот и во всем остальном тоже не он.
Сам Олег во всем и виноват. И сам же расплачивается.
Чужое молчание воспринимается вопросительно-хмурым изгибом бровей. Волков не сразу вспоминает о том, что его эмоции не транслируются в чужой разум и не читаются радиоволнами. Волков настойчиво ловит чужие плечи ладонями, заставляя прекратить вертеться так, словно уж на сковороде. Опять приехали. Знает он прекрасно эти чужие эмоции. Ничего хорошего они не сулят. Сейчас Разумовский пойдет по новому этапу загонов и пространственных размышлений на какие-то неприятные темы. Которые доступны только ему одному и которые у них негласно не принято обсуждать вслух.
Волков ловит пальцами чужой подбородок, потянув и заставляя запрокинуть голову наверх. Не давая отстраниться, он легким жестом накрывает чужие губы своими, в простом, коротком и в чем-то целомудренном поцелуе.
- Я не настаиваю ни на чем. Можешь ответить, если хочешь. Можешь не отвечать, если ответить нечего, - еще раз чмокнув в губы, припечатывая хриплый ответ, Волков отпускает чужое лицо и отстраняется. Наверное, за ответом может скрываться нечто, чего Разумовский говорить не хочет или не может. Значит Олег не будет настаивать. Такие ответы ему не нужны и без них все прекрасно.

+3

11

Сережа пытается увернуться теперь уже от чужого лица в непосредственной близости от своего, потому что — ну, не сейчас, Олег, пожалуйста, вообще не место и не время — но ничегошеньки у него не получается, конечно. Ладно, не страшно — Волков, вроде как, просто пытается показать, что он все еще рядом и, как ему кажется, примет любую правду. Или попытается возразить и выразить не согласие, но не отвернется. На деле — просто не подозревает даже, что может услышать. Не подозревает же?
Из Волкова не ахти какой актер. То есть, он не показывает всех эмоций, но они же не первый день знакомы — и даже не первый год. Тем более, в последнее время столько проводят вместе, что даже при условии, что о таких вещах они не говорят, Разумовский готов был поспорить, что уже давно понял бы, что Олег знает. Ведь то, что он сам многого недоговаривает, должно быть очевидно не меньше.
Он понимает, что произнося то, что он произнес, Олег действительно имеет в виду то, что говорит. Без подвоха и затаенных обид, если он вдруг смолчит и не станет продолжать тему. У него есть право сохранить при себе свои секреты, он может промолчать.
Может.
Но...
Сережа снова тревожит спокойствие Волкова ерзаньем — на этот раз чтобы отодвинуться от него к противоположной части дивана, где забиться в самый угол, подтянуть к себе колени и спрятать в них лицо.
Да, он может просто замять тему — но, кажется, самое время этого наконец-то не делать. Даже если от того, как может отреагировать Олег, отчего-то чертовски страшно. Хотя — казалось бы — он собирался убить Олега — и считал, что убил, а тот все равно подался вызволять его из тюрьмы — снова, несмотря ни на что. Если это не показатель, что все-то их отношения смогут пережить, то что.
Он ведь правда не хотел стрелять в Волкова тогда. Если бы не Птица, ничего бы не произошло. Не хватило бы духу, да и — это же Олег, надо ли что-то еще объяснять. Но Птицы в то время было в Разумовском гораздо больше, чем самого Разумовского — и теперь он даже не может откреститься, что это был не он. Потому что обе личности — один и тот же человек. Который одновременно и хотел, и не хотел убивать своего лучшего друга.
Только-то он и умеет, что все портить.
— Олег, — Сережа поднимает взгляд и сверкает глазами из-под обхваченных руками и максимально притянутых к себе колен. — Ты же понимаешь, что то, что я скажу, тебе совсем не понравится?
Можно было бы возразить, что — ха, да как будто ему в принципе многое нравилось из того, что говорил Разумовский. Просто раньше Волкову было... не то чтобы совсем все равно, наверное. Просто смирился, что для Сергея тех времен он скорее наемник, чем друг. Как бы высоко ни ценился — все равно наемником и оставался. Наверное, ему никогда не нужны были дополнительные стимулы к верности другу детства, но Птица так не умеет, и деньги выступали для большей надежности.
Сейчас все это исчезло, и остались только Серый и Олег. Олег, который все еще поддерживает его, но теперь не боится сказать нет. Даже понимая, что иногда его «нет» — это просто слово, хоть и слово услышанное.
И несмотря на все эти «нет» и тот факт, что он уже успел ощутить, на что способен Разумовский — он же все еще здесь.
— Ладно, ты же читал те записи Рубинштейна, — вновь отводит он взгляд и глубоко вздыхает. Сережа об этом знает наверняка, да и глупо было отрицать. Олег был верен, а не глуп, чтобы хотя бы не попытаться выяснить, что с ним происходит. Может быть, помогая ему сбежать из тюрьмы в первый раз, еще не предполагал, насколько Разумовский может стать неуправляемым, но дважды-то одних и тех же ошибок точно не стал бы повторять. — И наверняка догадываешься, что в них есть далеко не все.
То есть, это же тюремный врач — неужели кто-то думает, что зная, что ему все равно грозит пожизненное, и это ничего не изменит, он позволил бы глубоко копаться в своем сознании? Да что там он — что Птица это позволит? В такую психиатрическую медицину никто не верит — и никогда не верил. Даже если серийного убийцу вылечат — что дальше?
Именно, что ничего.
— Когда начались те самые первые убийства в Питере, я думал, что в них виновен... ты, — после довольно продолжительной паузы — секунд двадцать, тридцать, больше? — продолжил он абсолютно бесцветно — просто чтобы не показывать, насколько боится, как может отреагировать Волков. Что может сказать и еще больше — чего может не сказать. И скажет ли вообще что-то.
Наверное, захочет разузнать подробности, даже испытав отвращение. Обычно на этом не останавливаются, даже если слышать подобное нелицеприятно — а Волкову это определенно не должно было доставить удовольствия.
— То есть, я буквально... видел, что это был ты. И только потом узнал, что тогда ты был в Сирии.
Мертвым, если быть точнее. Но, как видно, не совсем. Если у кошек девять жизней, то сколько их у волков — и сколько еще в запасе конкретно у этого?

+3

12

Чужое нежелание близости и резкое отторжение не комментируется никак. Олег просто позволяет отстраниться, никак не препятствуя тому, чтобы Разумовский отполз как можно дальше. Ну, как "дальше", с учетом того, что в итоге они на одном и том же диване, и не так чтобы сейчас могли деться куда-то дальше пределов этой квартиры, пусть и просторной. Но, да, дистанция в данном случае - условность, которую следует соблюдать. Для Серого такие вспышки вообще достаточно частое явление. В один момент они могут спать в обнимку, а в другой момент Серега психует и уходит на диван, просто потому что ему не понравилось что-то, что сделал Олег. Не всегда в данную минуту. Иногда он, видимо, вспоминал о каком-то "косяке", в котором не признавался вслух, но отлично всем видом демонстрировал свое неудовольствие и раздражение. Чем вызывал лишь молчаливое недоумение. Причину этих вспышек неприязни Серега не объяснял никак, так что что в какой-то момент просто пришлось смириться, принять и больше не задавать лишних вопросов.
Так и сейчас Олег не уточняет, что конкретно не так и что заставляет Разумовского нервничать. Разве он уже не сказал, что они могут спокойно закрыть эту тему, если она неприятная и вызывает за собой цепочку триггеров? Некоторые мотивы не могли объясниться ничем. Сколько бы Волков ни копался ранее в материалах и записях по сеансам Серого, ничего из узнанного не являлось достаточно логичным пояснением. Волков только шумно выдыхает, запрокидывая голову на спинку дивана и рассеянно глядя на потолок. Который, увы, совсем не поменялся и ничего нового там не сделалось. Так был бы хоть повод отвлечься на это.
Отчего-то теперь ему самому кажется неуютной поднятая тема. Хотя он и слабо представляет, о чем сейчас может пойти речь. Зная Разумовского, тот обожает удивлять внезапными высказываниями, которые способны в одно мгновение поломать всю картину мира. Конечно же, делает он это не со зла - во всяком случае, злые намерения отслеживались очень редко и только при вспышках гнева - но от этого вообще не легче, если честно.
- Реальность не меняется по моему желанию, - Волков бессмысленно дергает плечом, как бы спрашивая о том, какая и кому вообще разница, что он там думает. Даже если ему что-то и не нравится, то случившееся это не изменит. А Разумовский, кажется, собирается говорить именно о том, что является свершенным фактом. Да даже если и нет, так что дальше? Он ждет, что Волков сейчас тупо психанет, вскочит с дивана и театрально воскликнет: "Ах, нет, с меня довольно!"? Так это только в фильмах так бывает. В реальности люди садятся, ведут диалог и достигают какого-то компромисса между собой. Другой вопрос: так ли необходимо Волкову знать ту правду, которую ему сейчас собираются преподнести? О-очень большие сомнения на этот счет. С таким выражением лица обычно не говорят ничего хорошего.
- Читал. Я сам тебе об этом сказал, - снова просто соглашается Волков, пока не совсем понимая, к чему именно идет этот разговор. Читал и про "второго Разумовского", который не совсем он. Ну, то есть как, вторая личность и все такое. Но он, вроде как, и сам не идиот, заметил разницу и теперь в состоянии отличить, где и чье поведение. Ну, плюс-минус, он все же не обалдеть какой психолог, отлично разбирающийся в людях. Но это просто интуиция, которая оттачивается, если много времени проводишь с кем-то. Вторую часть высказывания он комментирует тихим хмыканьем. Просто соглашаясь с тем, что прекрасно понимает то, как все это работает.
Гением быть не нужно, чтобы прекрасно понимать то, что не стал бы Разумовский как на духу выкладывать вообще все, что думает и чувствует. Он всегда был замкнутым, даже если кому-то могло показаться, что он был максимально открытым. Точно не его история. Взять хотя бы его позу сейчас: он даже от Олега хочет спрятаться и как-то интуитивно защититься, даже если Олег именно тот, кто точно никогда не попытается даже навредить. Нет такого исхода, где он умышленно попытается сделать Разумовскому больно, физически или морально - не суть. Однако, вот они здесь.
Сначала Олег не совсем улавливает смысл произнесенных Разумовским слов. То есть, он понимает содержимое конструкции предложения, но смысла в ней не видит никакого. То есть, он думал, что Олег вернулся в Питер из Сирии, чтобы быть террористом? Или как? С учетом того, что они потеряли связь задолго до того, как Олег подписал первый контракт на...едва ли законную деятельность. Волков поворачивает голову, вопросительно вскидывая бровь. Как-то совсем все это не сходится, если откровенно. Как вообще можно было подозревать его? Пояснение первой части высказывания ясность не вносит совершенно. Олег пытается сложить все факты вместе, но не сходится вообще никак.
- В каком смысле "видел"? - все же спокойно уточняет Волков, так и не разобравшись с тем, что попытался сопоставить. Типа, видел как если бы кто-то притворялся им? Нет, мимо, ведь в итоге, это сам Разумовский и оказался Чумным. Снова нет. Или он видел... Ох. Твою мать. Он ТАК это видел? В смысле. Ладно. Ладно. Нет, он этого не сказал. Значит. Нет. Не мог же он видеть галлюцинации с Волковым в главной роли. И на него же пытаться скинуть все то, что делал сам, в попытке защитить свою психику. То есть, он видел Олега таким? Ну. Что ж. Ладно. Волков снова отворачивает голову и вгрызается взглядом в потолок, который внезапно кажется ужасно интересным.
И как он вообще должен реагировать на это признание?

+2

13

Ему все меньше казалось, что поднимать эту тему было хорошей идеей, но уже вряд ли можно было просто произнести «забудь» — и все прекратилось бы. Вернее, зная Волкова, может быть, он действительно не стал бы вытягивать то, чем с ним делиться не хотят. Перехотели. Но учитывая уже услышанное, даже его... ненавязчивость, покладистость?.. могла бы дать сбой. Да и в любом случае теперь уже — не сегодня, так завтра, послезавтра, через неделю, год — все равно придется вернуться к этой теме. Иначе лучше было ее вообще не поднимать. Но и насчет этого он, вроде как, для себя решил, что это не то знание, которое было бы честно унести с собой в могилу.
Поэтому — он понимал, что поступает правильно, так что надо продолжать через любые «не хочу», «не могу» и «может, не надо?»
Вот только подобрать слова, чтобы преподнести то, что он хотел сказать, становилось все сложнее. И где только его хваленое красноречие, с которым он — Птица, Олег — когда-то воодушевлял людей и вел за собой? Где хотя бы красноречие Сергея Разумовского, который не раз выступал на пресс-конференциях?
— Уже сейчас, во время последней терапии нам удалось выцепить воспоминание о том, как мне сообщили о твоей смерти в Сирии, — продолжает он, все еще глядя куда угодно, кроме Олега. — Я этого не помнил. Зато прекрасно помнил, как ты оттуда вернулся... не тогда, когда вытаскивал меня из тюрьмы, а гораздо раньше.
Он действительно хорошо помнил тот день. Когда Волков вернулся в Санкт-Петербург, и спустя долгие годы они снова стали неразлучны, как когда-то представляли это в детстве. Олег стал его личным телохранителем, а потому не отступал практически ни на шаг. Боже, как же наверняка это должно было странно выглядеть. Удивительно, что никто не поднял шума из того, чем Разумовский жил... выходит, год? Если вспомнить слова Грома, которые он произнес, когда пришел поделиться с ним находками из детского дома. То есть, он всегда был странным, на что люди готовы были закрывать глаза. Но все же.
— Вообще-то... — мысли путались, слова не подбирались, но он старался, насколько это было возможным. — Ты и сам знаком с... — Сережа продолжает запинаться. — Это тоже я. Раньше мы были двумя разными людьми, но это ты и сам прекрасно знаешь, — как уже упоминалось, Олег читал записи Рубинштейна. Даже при том, что Разумовский всячески препятствовал лечению, которое таковым можно было назвать разве что в кавычках, но почему-то в больнице скрыть диссоциативное расстройство идентичности было гораздо сложнее. Вероятно, потому что все равно это был уже не такой уж и секрет, хотя и в прессу каким-то чудом не проник. Ну, и еще потому что Птице там не нравилось, чтобы усыплять Разумовского на все время и наслаждаться невзрачными видами исправительного учреждения и обществом местного контингента.
Тем более, даже без каких-либо медицинских карт Волков действительно смог познакомиться с ними обоими и, зная Сережу, с которым провел все детство, просто не мог не заметить разницы.
Правда, дело осложнялось тем, что теперь уже несправедливо было вести рассказ так, как будто они все еще разные люди. Потому что Разумовский сегодня — это обе личности одновременно. Когда он говорит «я» — это кто конкретно? Раз уж на то пошло, он помнил все то же самое, о чем пытался рассказать сейчас настоящему Волкову, и глазами «Олега»-Птицы — и даже все то, что он думал на тот момент о Разумовском.
— Все это я, — подытожил он, ничего, по сути, так пока не подытожив. — Разумеется. Просто в тот момент существовал Сергей Разумовский и — я называю его Птицей. Нас всегда было двое с тех пор, как — короче, еще до детдома, — Разумовский очень удобно сам все это долгое время не осознавал, но теперь-то знал, что цепочка убийств началась гораздо раньше, чем появился Чумной Доктор. Возможно, что-то из этого и сам Олег припомнит без его подсказок — просто в те разы никому из них и в голову бы не пришло, кого на самом деле нужно винить в произошедшем. — Но когда мне сказали, что ты умер, я не мог... — ...смириться, поэтому произошла подмена воспоминаний, и мы имеем то, что имеем. — поэтому... он... стал... тобой.
Он только сейчас заметил, что все это время расчесывал кожу на запястье, так что на той остались отчетливые розово-красные следы с отделяющимися чешуйками верхнего слоя. Стоило обратить на это внимание, как он, конечно, прекратил, но зато давал о себе знать болезненный зуд, словно призывающий продолжить — но пора было уже остановиться, так что этой рукой Сережа перехватил себе поперек груди, чтобы спрятать ее от своего и чужого взгляда. Впрочем, от чужого взгляда он был бы не прочь спрятаться вообще целиком. И тщательно его избегал, чтобы не видеть, какие эмоции этот самый взгляд может содержать.
— Я понимаю, как все это звучит... — ровно как и то, что Олег, конечно, подписывался под тем, что знает, что его друг детства ебнутый, когда вытаскивал его из тюрьмы второй раз уже после того, как Разумовский пытался его убить. Но — никогда не знаешь, когда окажется, что твою мать, это еще не дно, верно?

Отредактировано Sergey Razumovsky (2021-07-10 01:05:05)

+2

14

Иногда бывает очень трудно пытаться понять и принять то, что ты себе можешь представить исключительно по чужим словам. Звучит достаточно логично, но суть намного глубже, комплекснее и сложнее, чем может казаться на первый взгляд.
Олег психологией не увлекался ни в детстве, ни в юношестве, ни в уже более зрелом возрасте. Просто так сложилось, что сфера его интересов была немного в иных плоскостях. Он мог с легкостью перечислить то, какие кости нужно сломать и какие сухожилия подрезать, чтобы человек буквально начал сходить с ума от боли. В его практике было достаточно случаев, когда приходилось воздействовать на людей физически, чтобы добиться от них необходимых ответов на вопросы. В каком-то смысле, пытка - это тоже своеобразная сфера психологии, но достаточно топорная и прямая. Ты делаешь больно - человек ломается. Иногда нет. Но это реже. Значит тогда ты прикладываешь больше усилий и изобретательности, чтобы в конце получить задуманный результат. Но это все равно не одно и то же с тем, когда ты лезешь кому-то в голову, чтобы иными методами добиваться ответов на поставленные вопросы. Совершенно разные вещи.
В психологию Олег не лез. Люди вроде него - очевидно - больше полагались на физические таланты и подготовку. Не всем родиться гениями, вроде Разумовского, так что надо было чем-то компенсировать. И Олег правда не старался пробиться в те сферы, где заранее был обречен на неудачу. Если ты не понимаешь чего-то изначально, на стартовых концептах и в самых базовых вещах, то сколько книг ни прочти - результат останется если не нулевым, то все равно сравнительно смехотворным.
Однако, жизнь все еще любила шутить и подкидывать такие задачи, с которыми ты не справишься по щелчку пальцев. И даже если Олег не был экспертом в психиатрии и психоанализе, все равно пришлось учиться. Читать на досуге [да-да, у них обоих преступно много свободного времени, которое особо некуда потратить, лишний раз даже на улице не сильно засветишься, если Олегу еще ничего, то Разумовскому туда путь заранее заказан, а оставлять его одного как-то не рассматривалось за возможный вариант] литературу, посвященную различным психологическим отклонениям и тому, как все это может отслеживаться и контролироваться - такая вот теперь интересная жизнь у Олега. А психология, кстати, и правда оказалась достаточно увлекательной для того, чтобы всерьез заинтересоваться и углубиться в ее изучение.
Но, да, Олег прекрасно понимал то, что ему и десяти жизней не хватит на то, чтобы все изучить, разобраться и в действительности полностью осознать то, что происходило с Разумовским. Олег соврет, если скажет, что ничего такого странного за Разумовским не замечал. Не только после возвращения из "мертвых". Еще тогда, когда они были детьми. Только самый ленивый не пытался шпынять Серого за то, что он всем своим существованием вопил о том, как сильно отличается от остальных. Олег регулярно лупил особо говорливых и активно выступающих против Серого, но это совсем не означало то, что он не видел того, что окружающие правы. Серый и правда ведь был странным. Но и Олег, вроде как, тоже, так что потому и сошлись, что уж там. У всех свои причуды.
- Я тоже понимаю, как все это звучит, - Волков отзывается достаточно сдержанно и спокойно, внимательно рассматривая Разумовского, явно сконфуженного и чувствующего себя чертовски неловко. Редкое для него явление, если честно. Обычно он старается не показывать подобные эмоции, а прячет их в себе. Что ж, помимо прочего, для Волкова гораздо важнее то, что они могут быть честны и откровенны друг с другом. Это значит для Олега гораздо больше, чем тот факт, что тогда именно его Сергей воображал сумасшедшим убийцей, с крайне сомнительной идеологией. Волков, конечно, точно не святой, с его-то послужным списком, но ведь тогда Серый не знал ничего о том, чем именно занимается Олег. И значит, получается так, что "злодеем" он вообразил того Волкова, который еще не был запятнан кровью. Достаточно любопытно, если можно так выразиться. Кто угодно другой наверняка был бы в ужасе от всего, что только что услышал. Однако же Олег остается полностью спокоен. Не самое худшее, что он мог узнать о себе и чужом мнении на свой счет. - Если это важно, я в любом случае принял бы вину на себя и защитил бы тебя. Столько раз, сколько это понадобилось бы. Если для этого мне пришлось бы стать Чумным, я бы это сделал.
Ладно, это звучит не так хорошо, как должно бы. И не совсем отражает суть того, что Олег обо всем этом думает. Но ведь ему не каждый день признаются в том, что его смерть, пусть и фальшивая, стала таким шоком, что подсознание просто решило переиграть эту ситуацию, чтобы меньше травмировать. Или он что-то не так понял? Это вообще хорошо или плохо, что Разумовский думал о нем, даже когда он был мертв? Пусть и мысли эти воплотились достаточно радикально...
- Или он... Птица, - Волков на секунду запинается, пытаясь правильно выразить свои мысли и сформулировать хоть что-то, что было бы логичным и уместным. Насколько вообще хоть что-то в поднятой теме могло быть таковым. - Он сделал что-то, что изменило твое отношение ко мне? Я имею в виду то, что ты чувствуешь, когда точно знаешь, что это был не я. Это мешает тебе временами смотреть на меня и общаться?
Иногда чувствуется нечто такое. Олег не может сказать, что именно. Оно просто есть. Или, быть может, этого нет и он сам все додумал?

+2

15

Серому казалось, что за все то время, что они провели с Олегом вместе, он достаточно хорошо его изучил. То есть, практически за всю свою сознательную жизнь. Принимая во внимание, конечно, что часть этого времени он просто представлял себе Олега и общался с некоей его проекцией, которая теперь была частью его самого, но все равно одно время больших трудов стоило вовремя одергивать себя, что — это настоящий Олег или Птица?
И все же даже несмотря на то время расцвета его раздвоения — их связывали еще многие годы знакомства. Крепкой дружбы, партнерства, сожительства. Этого ведь достаточно, чтобы уметь предсказать чужую реакцию?
Должно быть достаточно — где-то в идеальном мире. Потому что сейчас он ни малейшего понятия не имел — и морально готовился к худшему, не вполне понимая, что это может быть. Презрение? Отвращение? Тот факт, что Олег сейчас просто уйдет, и на этом все закончится?
Готовился к худшему — но где-то в глубине души надеялся на лучшее, наверное, ведь он же не совсем мазохист. Что его примут и поймут даже тогда, когда он сам этого сделать не в состоянии. Даже тогда, когда он сам не был уверен, что смог бы поступить правильно — да и что в этой ситуации «правильно», в сущности-то. Хотелось бы верить, что принятие, но давайте будем честными.
Что бы он себе ни думал и на какое бы «лучшее» ни надеялся, не признаваясь в этом даже самому себе, когда Волков начал говорить, Разумовский все равно, кажется, не очень-то верил, что это правда. Что можно так просто проглотить все, что он здесь наговорил, и... что?
Ладно, в сущности, и раньше часто возникал вопрос касательно того, кто из них больше не дружит с собственной кукшечкой. Потому что сейчас Сергей абсолютно не понимал Волкова. И пока не мог понять, как относится к тому, что тот говорил. Стоило быть благодарным, что тот на него, вроде как, не в обиде, и произнесенные слова его совершенно не задевают, но... да что с тобой такое?!
Возможно, иногда Сережа был бы вовсе не против, если бы Олег мог чаще на него злиться, выражать обычные, нормальные человеческие эмоции. Не тащиться его выручать из тюрьмы после того, как он сам был уверен, что Волкова убил. Не показывать всем своим видом, что все нормально, подумаешь — заимел себе домашнего Олега в голове, как будто все нормально. Ведь это же все не нормально. И это понимает даже он — вроде как, эксперт по ненормальности.
Наверное, он хотел бы злиться на Олега за все это и почти уже даже начал, готов был наорать на него и хорошенько встряхнуть. Почему он все это слышит? За что ему вся эта самоотверженность? Неужели Олег не понимает, что всего этого не заслужил, чтобы проглатывать каждую такую — ладно бы пощечину, но куда серьезнее.
Все это он хотел, но... понял, что просто устал. Закрыл лицо руками и утомленно выдохнул, переваривая происходящее перенервничавщим мозгом, ощущающимся какой-то вязкой ватой в собственной голове.
Затем Олег продолжил говорить, чем сумел слегка сместить вектор мыслей. На этот раз Разумовский хотел бы совершенно искренне отрицательно покачать головой, даже качнул ей в одну сторону — но после этого снова опустил вниз, стукаясь лбом о колени перед собой, которые вновь подтянул к себе ближе обеими руками.
Да, он проделал огромную работу над тем, чтобы абстрагироваться от того, что делал Птица, когда был Олегом, чтобы не смешвать их в одно. Но все же говорить однозначно, что тот образ нисколько не влиял на текущее восприятие Олега, было бы не самой справедливым. Конечно, повлиял, ведь это длилось целый год. А Олег все еще похож на того самого Олега, которого Разумовский видел Чумным доктором.
— Это неважно, — наконец, выдохнул он, приподняв голову, все еще прикрыв глаза и потирая переносицу.
Действительно ли неважно — или он просто хотел так думать? Он же видит настоящего, живого Олега перед собой каждый день, так что. Все это в прошлом. Пусть там и остается.
— Прости меня, — произносит он, осторожно перебираясь снова ближе к Олегу и как-то не очень решительно укладывая голову ему на бедро — но как будто бы теперь можно. Перестать замыкаться и, вроде как, снова немного претендовать на поддержку, которую Волков готов был ему предоставить — больше, чем он заслуживает.

+2

16

Наверное, он должен был реагировать совершенно не так, как реагировал. Что чувствовал бы кто-то другой в подобной ситуации? А кто-то другой вообще бывал в схожей - хотя бы немного - с Олегом ситуацией? То есть, кто вообще мог бы прожить похожую на его жизнь и стать участником подобных событий, если это вообще можно было так назвать. Даже если хорошо задуматься, то ничего вразумительного в голову не приходило, кроме каких-то фильмов, книг или комиксов. Что-то такое, что в реальности произойти никак не могло, однако, вот они здесь.
Олег как будто физически может прощупать и почувствовать груз чужой вины, стыда и жалости. Это на Разумовского совсем не похоже, для него все эти моменты с его виной обычно сглаживаются тем, что Олег не требует и не ждет извинений или же объяснений. Наверное, поэтому они все еще вместе, даже после всех ошибок. Олег ничего не требует. Да, он, быть может, хотел бы тех самых извинений и объяснений, но только в том случае, если Разумовский сам к ним готов, а не делает что-то лишь потому что так надо. И поэтому каждое произнесенное слово и признание имеют ценность. Олег сам провел все эти границы и обозначил, что говорить что-то надо не из-за долга, а просто потому что хочется поделиться, раскрыться и довериться.
И Волков совсем не собирался осуждать за что-то, распекать и призывать к чувству вины или совести. Разумовский совершил далеко не одну ошибку, но ведь все их совершают. Пусть и не у всех ошибки заключаются в терактах и мести. Ну, у каждого свой масштаб, что уж там. А Разумовского внутри бесконечно шла такая война, которая не могла в конечном итоге не выйти за пределы его разума, втягивая в это и весь остальной мир. В общем-то, Олег и это понимает, разве он сам не был таким же? Он убивал, причинял боль, закрывал глаза на то, что его действия никому не приносили радости. Они оба были такими и оба справлялись так, как умели. Никто их не научил тому, как жить так, чтобы без ответной агрессии и ущерба для всех остальных. Если больно, страшно и обидно тебе, значит пусть остальные испытывают те же чувства и разделяют их.
Поэтому, да, Олег понимает, что может быть Серый ждал каких-то иных слов и действий. Может, он вообще хотел получить наказание для себя руками Волкова. Чтобы тот оттолкнул, ударил, наорал или просто отказался все это принимать так сразу. Но Олег не хотел и не собирался наказывать или мстить. Он не совсем до конца мог понять, как так вышло, что он стал чужой фантазией, через которую и которой прикрываясь совершались ужасные поступки. Но разве это не означало, что Разумовский скучал и нуждался в нем так сильно, чтобы позволить себе обманываться. Чтобы позволить себе верить в то, что Олег там, вместе с ним, никуда не ушел и остался рядом, защищая и поддерживая. Может быть, все вообще сложилось бы иначе, если бы Олег был там в реальности. Не дал бы сойти с ума, поддержал, удержал, остановил вовремя. Ведь Олег тоже виноват, получается, что просто ушел и ничего не оставил после себя.
Волков тяжело и шумно выдыхает, зарываясь пальцами в жесткие волосы, взлохматив их и слегка потянув, массируя голову. Слишком много мыслей. Слишком много чувств и эмоций. Слишком много вообще всего. Что и правда чувствовал бы нормальный человек на месте Волкова? Олег ощущает отчего-то одно лишь облегчение. Как будто они наконец-то выпроводили слона из комнаты, которого все это время игнорировали, но жить с ним было некомфортно. Поговорили. Разобрались. Ну, насколько это вообще можно было обозначить за разговор. Скорее уж за исповедь. Если это она, то все в порядке и Волкову вовсе не обязательно на все это что-то отвечать. И так все хорошо. Все правильно, наконец-то.
Олег усаживается так, чтобы Разумовскому было удобно устроить голову на бедре. Ладонь сама собой зарывается в рыжие мягкие пряди. Волков почесывает пальцами и массирует кожу чужой головы. Все кажется и ощущается правильным и естественным. Таким вот, каким оно и должно быть в идеале. Даже если от такого идеала большая часть людей была в ужасе и точно не захотела бы так жить. А Олег вот не против совершенно. Его все устраивает. Так гораздо лучше, чем было прежде, почти что идеально.
Волков склоняется над Разумовским, сгорбившись и нависая, губами мягко касается чужого виска, в целомудренном поцелуе.
- Я останусь с тобой, что бы там ни было, - произносит Олег, в ответ на чужие извинения, которых он все так же не ждет и не требует. В конце концов, прошлое можно оставить в прошлом. Ничего там с ним не случится. Гораздо интереснее взглянуть на то, что их ждет в том будущем, которое теперь не кажется таким безнадежным и ужасным, как прежде. И Олегу даже нет нужды уповать на свою магическую удачу, чтобы знать, что они в целом теперь на правильном пути.

+2


Вы здесь » chaos theory » внутрифандомные отыгрыши » после-послезавтра


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно