— Запомни, очкарик. Если ты облажаешься — я тебя брошу.

С этого все началось, с оброненного наспех обещания — с горстки обтесанных, обоюдоострых слов, распоровших рыхлое брюхо тумана вложенным в них значением; Мин не шутила, на ее лице не было ни тени улыбки, даже ухмылки — угольный взгляд сверкал наточенной сталью и в ледяной сосредоточенности лишь смутно проступали отблески азарта. Дуайт казался ей загнанной в силки трусливой дичью — его голос дрожал и руки тряслись, хотя он изо всех сил пытался это скрыть; он натягивал на себя маску уверенного в собственных силах лидера, но Фенг не верила в его искусственный образ. Под ним испуганно роптала жертва, кости которой уже раздробили стальные челюсти; под ним липким холодом плескались пустота и самообман.

Сойдет за приманку — так она решила, не найдя за стеклами его очков той внутренней силы, что могла бы внушить доверие — возможность рассматривать Дуайта, как юнита, способного приносить хоть какую-то пользу. Сыграть роль пушечного мяса, брошенного на милость цепных собачек Сущности, мог бы любой — они все здесь, каждый по-своему, волочили на плечах эту ношу, но переживали сирену подачи питания лишь единицы. Дуайт не был похож на того, кто пронес бы через туман к теплу костра историю о том, как он смеялся смерти в лицо, ловко выскользнув из ее мертвенной хватки. В нем скорее угадывался затертый до дыр в кинолентах, набивший оскомину архетип — персонаж, в каждом фильме ужасов умирающий первым.

— Без обид, приятель.

Фенг смотрела ему в глаза с толикой сдержанного сочувствия — больше жалости, как на смертника, за чью участь уже не было смысла бороться; им еще ничто не угрожало, их ладони грели языки костра, пуская импульсом по нервным сплетениям ложное чувство спокойствия, только Мин уже знала, что это его, не ее, кровь смешается с грязью и ржавчиной жертвенного крюка, когда в следующий раз они очнутся в тумане под одной и той же фальшивой луной. И она не станет этому препятствовать.

....

В ее мире всегда все рассчитано наперед — это залог гарантированной победы; опережать события, опережать соперника — всегда хотя бы на шаг. Предугадывать ход его мыслей, думать, как он, создавая мнимый паразитический симбиоз, принимая правила его игры и перековывая под себя установленные границы. Понимание архитектуры мышления врага — преимущество, сравнимое с эксплойтом системы; легальный чит, почти допинг — чужая игра подробной картой расстилается на ладонях, и Фенг в ней, как рыба в воде — частица целостного механизма с таймером обратного отсчета за пазухой — наблюдает и терпеливо ждет, когда сможет сделать свой ход.

Сложная, но действенная стратегия — неизбежный риск, прогулка по истончившейся наледи, перекрывшей бегущую реку, но на пути к достижению цели не может быть места для проявления слабости, как нет места и для компромиссов — только не когда ставки так чудовищно высоки. Любой просчет может обойтись слишком дорого, любая ошибка — повернуть ход игры вспять; как карточный домик обрушить изящно выверенный и продуманный план, бросая в жернова смрадных челюстей древнего божества нечто большее, чем просто оборванную кровавым ритуалом жизнь.

Конструкция разваливается на части, если в ней не достает хотя бы одного звена; и не существует вовсе, если все, что могло бы ее составлять — это серый песок и молчаливая стужа.



Разум медсестры наполнен безумием — плещет им через край — и болью; она кричит об этом и каждый раз будто умирает заново, рассыпаясь искрящимся пеплом в воздухе и появляясь где-то совсем в другом месте, где-то рядом, где-то прямо за спиной. Каждый ее вдох — последний, она втягивает воздух тяжело и мучительно, точно ее гортань забита грязью и старым тряпьем, исчезает и раненой птицей воплощается снова — пугающе непредсказуемой тенью скользит сквозь пустоту.

Она — стихийное бедствие, та величина, которая не поддается прочтению; Фенг никогда не ясно, что у нее на уме, о чем шепчут ей темные шепоты, низко стелющиеся в клубах ползучего тумана. Страх следует за ней по пятам — не кипучий азарт, заставляющий сердце в бешеном ритме разгонять адреналин по венам в предвкушении большой и долгой игры охотника с его маленькой обреченной жертвой, а неподдельный ужас, рывками вбивающий глыбы льда в дрожащую от ударов грудную клетку. С ней невозможно планировать наперед, ее решения не поддаются даже простейшей логике, и это перемешивает все аккуратно выверенные переменные в голове Мин, оставляя ее безоружной — один на один с хаотично меняющимися условиями задачи.

Все равно что начинать игровую сессию с черным экраном вместо картинки; импровизация, удача и ненадежные ориентиры вроде слепой интуиции — все, на что она может рассчитывать. Но в этом неясном и обманчивом мире они всегда приводят Мин туда же, куда однажды ее сбросили собственные амбиции — на дно. Кусать пальцы, истекая кровью на холодной сырой земле и пытаться новой болью унять хотя бы толику старой.



Глубокая рваная рана рассекает ей спину от плеча до лопатки — ржавые погнутые зубья старой медицинской пилы разодрали футболку, кожу и плоть под ней с медвежьей силой; от боли, стальным прутом проходящей по хребту и оттуда вспышками по всему телу, кажется, будто глухо звенящая сталь вгрызлась в кости и рассекла позвоночник. Фенг едва дышит, жадно глотая воздух и откашливаясь алыми брызгами; боится, но все равно представляет в самых ярких красках разинутое багровое месиво у себя на спине. Она даже не может дотянуться до него руками — боль пробивает тело прицельными залпами по нервным узлам, стоит ей только сдвинуться хоть на дюйм.

Пальцы крепко сжимают увесистый ключ, липкий от грязи и свернувшейся крови, Мин уже не помнит — ее или чьей-то еще; слабый ветер раскачивает жертвенный крюк всего в паре шагов от нее — заунывный скрежет над шелестом сохлой травы отдается в затылке оглушающе громкой насмешкой. Она сдохнет здесь одиночестве, стискивая в руках свой единственный шанс вырваться из этого кошмара, но не имея возможности им воспользоваться.

Двое уже мертвы, еще один — блуждает где-то в тумане в поисках собственной смерти; это не важно, впрочем — Фенг никогда не ждет от них чего-то большего, чем отвлекающее присутствие, пока она прогрызает свой путь к спасению. Только в этот раз она крупно просчиталась — невозможно предсказать безумие, невозможно предсказать то, что мыслит в совершенно иной, хаотичной плоскости.

Даже сейчас Мин не может понять, почему медсестра ее, одну из всех, оставила на земле — бросила истекать кровью, как подстреленную бродячую псину и испарилась, бледной тенью растворившись в воздухе. Пальцы степенно немеют и перестают разгибаться; Фенг не чувствует ключ в руке, только тяжесть металла. Она могла бы положить его рядом или выбросить на видное место в надежде, что кто-то еще найдет его, но вместо этого только крепче стискивает в ладони и прижимает к груди. Боль мешает ей трезво мыслить, но отчаянный разум все равно хватается за призрачную надежду; Мин никогда не умела проигрывать и принимать поражения.

Отредактировано Feng Min (2021-04-27 03:07:23)