chaos theory |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » chaos theory » внутрифандомные отыгрыши » don't you mind the apocalypse?
don't you mind the apocalypse?
it's a made decision, i don't need your blame
it's the same addiction
so, where's your god
and what's his name?
участники:ведьма бури, одержимый царевич и беззвёздный святой
время и место:Равка, Тенистый Каньон
СЮЖЕТ
Тьма не умирает, как не исчезают тени в ясный полдень — затаившись в самых чёрных уголках чужих сердец, она продолжает жить, крепнет и восстаёт вновь.
И даже молниям её не испепелить.
Николай мог бы заставить этого монаха в одиночку собирать хворост для костра, но тогда бы ему пришлось стоять рядом с Зоей. А та находилась в последние дни в столь пакостном настроении, что Николай был уверен — если задеть ее, то в ту же секунду над небом соберутся тучи, рванет ливень и молния пронзит одно немощное перед стихией королевское тело.
Зоя была на взводе, и Николай видел это. Более того, он прекрасно понимал причины ее злости, ее нарочитой сдержанности, ее скупости на слова и щедрости на взгляды ненависти. Но сколько бы ни хотела Зоя Назяленская уничтожить одним своим взглядом Николая, тот бы все равно остался при своем. И с Зоей или без нее, он бы все равно заставил этот проклятый терновый костер гореть. Потому что в этом мире не было уже ничего, что могло бы его остановить перед страстным желанием раз и навсегда покончить с монстром внутри него. И Николай был полон уверенности, что он на верном пути: не мог объяснить или доказать, однако все его чувства напирали на правильность самосожжения.
Николай понимал, что иного выхода у них нет.
— Юрий свяжет, а ты подожжешь, — сказал Николай, после чего вложил в руки Зои огниво (кусок кремня был таким же холодным, как ее кожа). — Постарайся проследить, чтобы мои волосы не подпалило, иначе хуже позора не будет, если я вернусь во дворец с убогими угольками вместо прически…
Николай прервался на полуслове, выдохнул.
Ноги будто налились свинцом, отчего шаги выходили тяжелыми и шумными. Николай поборол внутреннее желание сбежать, когда он взобрался на костер и разрешил Юрию приступить к связыванию. Тугая веревка впилась в его кожу, но боль от жжения была ничем в сравнении с тем ледяным страхом, пробудившимся в Николае: мысль, что сейчас он может по собственной глупости так бесславно умереть, испугала его. Он бросил последний, решающий взгляд на Зою и кивнул ей, сигналом дав ей добро.
Он старался не вслушиваться в треск веток, он закрыл глаза и силой уперся затылком в деревянный ствол, он подумал об единственном важном смысле, ради которого пошел на полное безумие. Ему нужно было вернуть к Равке былое величие, ему нужно было заставить эту капризную застарелую страну начать расцветать, ему нужно было дать фамилии Ланцовых заблистать снова. Николаю нужно было оправдать ту любовь, которую ему готовы были даровать равкианцы.
Быстро взявшееся пламя своими язычками лизнули Николая по оголенной коже — он весь задрожал и сжался от страха, но вдруг понял, что терновый костер не сжигал его жаром огня. Терновый костер был полон темной магии, он проникал под кожу и ледяным морозом пробегался по жилам. Николай не задыхался в копоти, но терял возможность глубоко дышать из-за паники, сдавившей его горло. Он не услышал своих криков, не заметил и попыток распутать веревку, не понял и того, что умудрился натворить.
Всполохи магического огня охватили Николая. Из него — из его ушей, из рта, из глаз — повалил черный дым. Дым медленно и лениво плыл наверх, скапливаясь в мрачно черное облако.
Николай болезненно выгнулся, вздрогнул, зашипел, начал меняться. Голова его обернулась темным чудищем ничегои, а из спины вырвались два массивных крыла. Монстр ликующе взревел. Монстр чувствовал возвращение своего хозяина.
Ахнул от ужаса Юрий, на которого нахлынула вся темная магия.
Замолк костер.
Назяленская злилась, потому что чувство беспомощности перед обстоятельствами не отпускало её ни на секунду. Ведомые благими намерениями фанатика, они оказались оторваны от внешнего мира в загадочном терновом лесу. Их сюда завели «чудеса», благоговейно трепетал Юрий, здесь был их единственный шанс избавиться от тьмы, напоминал ей Николай. Только вот Зоя не верила в безобидность этих чудес, а в ушах всё ещё резонировал голос, сорвавшийся однажды из уст ничегоя. Голос, который она надеялась больше никогда не услышать.
Зоя.
Она злилась, потому что не могла предложить Николаю ничего лучше сумасшедшего плана, которому они безоговорочно следовали. Злилась, потому что её страшила одна только мысль, что во дворец генерал будет возвращаться уже без Ланцова. Что сейчас она собственноручно убьёт своего короля, позволив терновому костру запылать ясным пламенем.
Пламенем, которое выжжет из Николая всю скверну, так ведь? Лучше бы именно так.
Зоя.
Отойдя на безопасное расстояние, Назяленская не сразу поняла что происходит. Сначала всё шло по плану: магический огонь не обжигал кожу, но выкуривал из тела короля сгусти тёмной сущности. Но потом Николаю будто стало хуже. Зверь будто и не думал покидать Ланцова, а скорее окончательно взять его под контроль.
Пламя выжигало не чудище, а человека.
Зоя.
Высвободившаяся чёрная дымка парила над ярко горящим костром, не желая развеяться по ветру. Она казалась такой же живой и опасной, как весь этот неприветливые лес. И она надвигалась обратно на Ланцова, ослабленного полыхающим пламенем и скверной, не желавшей покидать его тело.
— Николай!
Для принятия решения много времени ей не потребовалось: огонь нужно было потушить, не позволив тёмному нечто воссоединиться с царской тушей. Какую именно опасность это нечто из себя представляло Зое было плевать (она слишком боялась верить чутью), шквальная просто вскинула руки и обрушила на костёр всю свою силу, пытаясь отобрать у упрямого пламени воздух, необходимый ему для горения. Соткав из потоков ветра невидимый купол, она накрыла им огнище, следя, чтобы чёрная дымка не добралась до Ланцова раньше, чем Зоя разберётся с огнём.
Чтобы она вообще никогда до него не добралась.
Магическое пламя протестовало, не реагируя на старания заклинательницы. Оно было ненасытным, требовало всей силы гриша, и Зоя не жалея её призывала, сотрясаясь всем телом от напряжения.
Ещё немного, совсем чуть-чуть и... Хрясь!
Затихла ледяная буря, погас костёр, подпустив Зою к царю. Его чёрные крылья пропали, и к Ланцову вернулся человеческий облик, но от лица Зои всё равно отхлынула кровь. Сжимая в ладони переломанный пополам усилитель, Назяленская оттащила Николая подальше от места его сожжения, а затем рухнула на колени подле него.
Из груди вырвался вопль, полный ярости и бессилия: её сила иссякла.
И всё же, её король был спасён. Но надолго ли?
Отредактировано Zoya Nazyalensky (2021-03-27 19:14:35)
Тенистый Каньон, безжизненный с виду, полнился силой.
Он являл собой прямое доказательство того, что ничего в мире не исчезает без следа: свет Заклинательницы Солнца развеял вековечную тьму Неморя, сжёг дотла волькр и ничегой, но отпечаток той великой мощи, что когда-то вложил в эти земли Чёрный Еретик, не выкорчевать и не выжечь.
Тьма не исчезала, как в красивых легендах про зло. Тьма не могла исчезнуть, являя собой великое ничто, абсолютную пустоту, таящуюся в изначальной сути всех вещей. И тьма, что так долго томилась в царевиче, только и ждала своего часа, чтобы воссоединиться с силой, её породившей, силой, струившейся сквозь прорёхи мироздания, созданные ритуальным костром, вспоротые острыми шипами тёрна; и чем ярче разгоралось пламя, тем чернее становились небеса, и тени искорёженных в агонии ветвей тернового леса удлиннялись и дрожали, словно ожидая своего повелителя.
Бестелесная сила рвалась и металась вихрем, раздувающим огонь, но среди гари и копоти было что-то ещё, что-то, что не давало Дарклингу окончательно воссоединиться со своим творением, послушно пришедшим на его зов и добровольно принёсшим себя в жертву. Что-то отчаянно упрямилось — и это было куда больше, чем воля человека. Сила, загородившая от него Николая, могла развеять тьму ослепительной вспышкой молнии лишь на секунду, однако этой секунды хватило.
Тьма, разгневанно клубясь, обрушилась на того, кто готов был открыть ей сердце.
Люди — ужасно хрупкие существа. Всё, что раньше было монахом Юрием, ломалось под натиском его силы, крошилось в труху, корёжилось, необратимо менялось; принимая очертания того, кому он так страстно возносил молитвы, воссоединяясь со своим Богом, подтверждая свою преданность жертвой — жертвуя всего себя, своё тело, свою душу и своё сердце.
Пламя погасло вместе с последними проблесками того, что Юрию ещё принадлежало: нечеловеческим ужасом, что он так храбро пытался подавить в последние секунды своей жизни, по сути своей до сих пор бессмысленной. Юный монах умер счастливым — Дарклинг знал это наверняка, и с благодарностью его жертву принял.
И когда его глаза открылись вновь, заместо пронзительной зелени в них сверкала серая сталь.
В клубах угольно-чёрного дыма силуэт, медленно поднявшийся над пепелищем, казался с ним одним целым. Кто бы мог подумать, что воскреснуть из мёртвых было всё равно, что проснуться от сна настолько глубокого, что ты забываешь, как дышать? У Дарклинга, впрочем, не было времени на то, чтобы освоиться в своём новом теле — он и так слишком долго прозябал в безвременье, слишком многое успело произойти за время его отсутствия. И слишком многое ему нужно было наверстать.
— Этот огонь причиняет вред только тем, кто противится воле святых. Твоему царевичу ничего не грозит. — в ещё не отзвучавшем эхе крика, сравнимого с воплем раненого зверя, голос Дарклинга до мурашек спокоен и тих. Но звучит совсем как раньше — Зоя уже узнавала его, когда с ней говорил монстр из ночных кошмаров Николая. Не сможет не узнать и теперь, — Удивлён увидеть тебя, Назяленская, но мне отрадно видеть знакомые лица. Ваше Величество, — кивнув очнувшемуся Ланцову так, будто бы ничего сверхъестественного не произошло, будто бы они беседовали на приёме в Большом Дворце, Дарклинг протянул руку, чтобы помочь ему подняться.
Забавно — в их последнюю встречу Николай скорее отстрелил себе руку, чем подал бы её Дарклингу. Но он успел усвоить маленький урок, что Дарклинг ему преподал — сражаться с тенями нелепо и бессмысленно.
Куда разумнее сделать тьму своим союзником.
Отредактировано The Darkling (2021-04-18 10:37:02)
Из темноты беспамятства он вырвался вместе с пробудившим его отчаянным криком — ладонь Николая крепко схватилась за ладонь Зои. Он тяжело выдохнул, держась за Зою, и распахнул глаза, полностью вместе с белками черные. Отсутствующий взгляд монстра, обратившегося в тело королевича, скользнул изучающе по лицу девушки и без всякого интереса обратился в другую сторону. Монстра больше волновал тихий голос во тьме.
Голос его создателя.
Без мгновения на раздумья он отцепился от ладони чужеродной Зои и взялся за подданную Дарклингом руку. Поднялся с земли и уставился в лицо создателя с раболепным восторгом, с торжеством победы, с преданностью животного своему хозяину. Лицо его скривилось в странном нечеловеческом выражении, но то лишь ничегоя пыталась выразить свою радость. Кажется, это была искаженная, уродливая и зверская… улыбка.
Он моргнул. Темнота исчезла из его глаз, скверна отпустила его ладони. Монстр потерял контроль над телом, и на Дарклинга теперь смотрел Николай.
— Ты… — он отшатнулся, как от огня, и резко обернулся в поисках Зои.
То, что он увидел, поразило Николая сильнее, чем выбравшийся в живые трижды проклятый Дарклинг: вечно сильная и вечно стойкая Зоя Назяленская была полностью разбита. Никогда до этого он не видел ее такой. Даже в смертельных битвах, даже в бессонных ночах, отданных на споры и ругательства по поводу нового устройства Равки. Что-то новое было в той Зое, которую увидел Николай, и оно сильно ударило его, потому что первым желанием Николая было как-то помочь ей, однако не было понятно, как ему вообще сейчас удастся хоть кому-то помогать. Даже себе.
Чужая воля сдавила ему горло тугой удавкой. Внутренний зверь, осклабившись, затребовал вернуть себе тело. Перед глазами у Николая снова угрожающе потемнело, но он, схватившись за раскалывающуюся от боли голову, смог последним усилием воли отбить атаку. Зверюга загналась в угол его расшатанного рассудка, опасливо огрызаясь.
— Ты! — крикнул Николай разъяренно на Дарклинга, развернувшись к нему всем корпусом.
Что-то внутри предательски всколыхнулось, будто испытывая безумное счастье от одного лишь факта, что на него смотрел восставший древний гриш.
— Уйми свою зверюгу, — прорычал Николая, вспотев от попыток остаться в своем уме. — Я знаю, ты можешь.
Он дрожал. Дрожал всем телом, сжав кулаки до боли, и едва держался на ногах. Все в нем трепетало от безумного страха. Николай частью своего разума, освобожденного от битвы с ничегоей, понимал, что его борьба все это время была бессмысленной игрой по чужим правилам. Что он только врал себе и всем другим, когда говорил, что хочет избавиться от монстра внутри себя.
Николай не мог побороть это — оно вжилось так глубоко, что стало его частью.
Поэтому… поэтому он был близок, чтобы сдаться.
— Пожалуйста, — на выдохе шепнул обессиленный король Равки.
Пепел от потушенного Зоей костра опадал серыми хлопьями, напоминая смешанный с грязью снег. Она будто вновь оказалась посреди зимнего леса, закрывая собой белых тигрят, а по её исполосованной когтями спине текла кровь. Её кровь.
Зоя.
Незнакомый звук — совсем чужой голос. Назяленская вздрогнула, услышав его непонятно откуда, но не смогла найти в себе сил, чтобы сконцентрироваться на чём-то одном. Тихий зов заглушали другие: предсмертный вопль тигра, тошнотворный говор воскресшего чудовища, и жалобный тон человека, от которого подобных фальцетов Зоя не слышала и услышать не должна была никогда.
«Пожалуйста»
Этот обессиленный голос ни на что не был похож. Слова, произнесённые им, терзали, вспарывали Назяленскую без ножа. Пожалуйста, вторил её внутренний голос, но Зоя не знала к чему может взывать — святые никому не смогут помочь, никогда не могли.
Маленькая грозовая ведьма, открой же глаза.
Перед Зоей расплывались чёрные полосы на белом снегу, чужие голоса клокотали у неё в голове, так и не сумев заполнить возникшую на месте источника силы пустоту. Ей стало пусто, так пусто и холодно, что хотелось заплакать, но даже на это Зоя оказалась не способна. Её слёзы высохли в Новокрибирске.
Открой газа, Зоя!
Назяленская не хотела смотреть, но пришлось: на кусочки сломанного браслета, которые она крепко сжимала в руке; на Юрия, который больше Юрием не был, и на Николая, который будто бы перестал быть царём. Разуверился, разочаровался, сдался собственному бессилию, точно как Зоя.
— Нет, — ошарашено прошептала она, медленно выбираясь из странного забытия. Воздух вокруг стал словно бы вязким, запахи будто стали приобретать оттенки, а голос... голос в её голове становился всё громче, заглушая её собственный. — Что ты делаешь? — недоумевала Зоя, глядя на Ланцова так, будто он только что по собственной воле положил голову каждого жителя Равки на плаху. — Просишь, у него? Ты в своём уме?!
Сжимая угольно-чёрную когтистую ладонь царевича, Дарклинг неволей задумывается об иронии наказания, которое он уготовил для Николая, пожалуй, исключительно в назидание для зарвавшегося наглеца, решившего дерзнуть бросить ему вызов, будучи при том всего лишь человеком: в его планы входило лишь щёлкнуть щенка по носу, чтобы не забывал своего места, но в итоге он получил куда больше, чем мог предположить. Они оба получили: Александр — покорного его воле слугу и ниточку к собственному воскрешению, Николай — возможность прикоснуться к силам, о которым он не мог и мечтать. Ланцову следовало бы считать это даром — разве мог он подниматься в небо подобно птице без крыльев, что дал ему Дарклинг? Разве мог обладать подобной силой?
Королевичу следовало не бороться с тенями, а использовать их в своих целях. Но даже при всей своей лисьей хитрости Николаю вс ещё мешал страх, однако и он сыграл Дарклингу на руку. Если бы не отчаянное рвение избавиться от демона внутри, совершил бы он необходимый обряд, отдавшись на растерзание огню и шипам?
— Я. Ты ожидал увидеть кого-то ещё? — мягко усмехнулся Александр, с любопытством наблюдая за тем, как меняется в лице пришедший в сознание царевич. Как продолжает бороться с монстром, как не может противостоять его порывам. Это было даже интереснее, а потому Дарлинг не стал пытаться вернуть над ним полный контроль. Ничегойя внутри Николая была ручным зверьком без собственной воли, куда занимательнее же было иметь дело с оказавшимся на привязи королём Равки.
И наблюдать за его изнуряющей внутренней борьбой было истинным удовольствием.
Король приказывал, демон просил.
Эту увлекательную сцену не портила даже преисполненная боли и ненависти Назяленская, лишь добавляя накала. Едва ли она могла помешать ему, а потому её бессилие забавляло; впрочем, Дарклинг не выказывал этого ни взглядом, ни голосом. Он обратил к ней строгий взгляд, под которым когда-то бесстрашная шквальная трепетала, не смея возразить. Теперь же она непременно прожгла бы в нём дыру... если бы могла вернуть себе хотя бы половину своей силы.
— Так ты встречаешь своего генерала, Зоя? — разочарованно покачал он головой, вновь обращая взгляд к царю. Его трясло, будто в лихорадке, и тени плясали в его глазах, вырываясь наружу, стремясь услужить своему хозяину.
Однако Дарклинг внял просьбе человека, не монстра. Под лёгким взмахом его ладони тьма утихомирилась, успокоилась, как приласканный зверь, уступая место Николаю. Сейчас Александру был нужен не слуга, а король.
— А мне показалось, вы успели подружиться со «зверюгой» в моё отсутствие. Во всяком случае, я ждал от тебя этого, мне казалось, что ты, в отличие от твоего отца и брата, куда мудрее, чем кажешься. Все мы отбрасываем тени, и нет ничего бессмысленнее, чем пытаться сбежать или избавиться от них. Только ты сам — хозяин своей тьмы, мой царь, не я. Прими и полюби её, или сражайся с самим собой всю оставшуюся жизнь. — возможно, Дарклинг лукавил и не до конца — быть может, у Николая действительно однажды выйдет ужиться с монстром внутри себя. Однако поводок оставался в руках Заклинателя Теней, даже если сейчас он его ослабил.
Будто задумавшись над чем-то, Александр посмотрел вдаль. Туда, где за границами Каньона лежал Керамзин.
— Так уж вышло, что ничто в этом мире не исчезает бесследно. Всегда есть равновесие, а значит, вернулись не только мои силы. Что ж, хорошо, что Заклинательница Солнца потеряла лишь свой свет, но не свою жизнь, воскресить её было бы куда сложнее... Полагаю, возвращение сил станет для неё приятным сюрпризом.
Отредактировано The Darkling (2021-09-30 19:40:05)
Безумный натиск зверя, готового разорвать черепушку Николая, по одному велению Дарклинга утихает, оставляя после себя блаженную пустоту. Николай не выдерживает, простонав в голос от нахлынувшего освобождения. Теперь хотя бы ему легче трезво мыслить, хотя в их с Зоей ситуации Николай бы предпочел накидаться медовухи. Сам темнейший гриш вернулся из мертвых — Николай сам его вытащил, сам протоптал перед ним дорогу и своими же руками вынес с того света. Безумие, в которое сложно поверить.
— Я… — он отшатывается в сторону, не осмеливаясь вставать на чью-либо сторону, переживая вдруг из-за всего сразу.
Николаю жаль.
— Я не знаю, — неуверенно бросает Николай, бросая взволнованный взгляд на пышущую от возмущения Зою. — Во мне его тварь, — брезгливо сплевывает он.
Николаю сильнее всего неприятно чувствовать в себе несвободу. Ему не нравится ощущение холодной цепи вокруг своей шеи, за которую в любой миг может дернуть Дарклинг, ему противно, как легко и играючи им пользуется древний гриш. В его голове мелькает мысль, что проще сейчас будет просто взять острый клинок и перерезать себе горло, полоснуть быстро и беспощадно, не доставаясь никому — ишь чего удумали, использовать короля как марионетку. Николай был бы рад оставить эту роль прошлым правителям Равки.
— Люблю становиться чьим-то разочарованием, — хмыкает Николай, делая шаг к Зое.
Но замирает, не успев помочь Назяленской подняться с земли. Дарклинг несет какую-то чушь, но вдруг упоминает Заклинательницу во фразе, выбивающей у Николая землю из-под ног. Николай смеется над забавной шуткой Дарклинга, не верит его бредням, мрачно улыбается и косится на Зою… Та почему-то выглядит не такой уверенной.
Та почему-то ошарашена и в глазах ее смятение.
В потемневшей лазури ее глаз настоящий ужас.
— Что он сказал? — твердым голосом спрашивает Николай, звуча требовательно. — Назяленская, что происходит?
Кривая улыбка Николая дергается. Воспоминания об Алине бьют его под дых горькими чувствами. Николай отшатывается от Зои и глядит на нее недоверчиво, разгневанно.
Был краткий, едва уловимый момент в жизни Николая, когда он был готов признаться, что любил бедовую девчонку со страшным грузом ответственности, тяжелым кулаком и вечно мечущимся сердцем. Николай видел в Алине все, что ему было важно и нужно, но он отпустил ее — любить дальше своего простака, бороться за свободу, умирать героиней.
Николай оплакивал ее смерть вместе с Триумвиратом.
— Алина жива?..
Вы здесь » chaos theory » внутрифандомные отыгрыши » don't you mind the apocalypse?
